Декстер во тьме

На какое-то время их взгляды скрестились, и всякое ощущение времени утратилось в порхании теневых крыльев. Мальчик попросту стоял, не сводя с него глаз и узнавая… не кто он такой, а кем был, и его маленькие крылышки трепетали в панической ярости. Наблюдатель не смог сдержаться. Он придвинулся ближе, давая мальчику разглядеть себя в ореоле темной силы. Мальчик страха не выказал, а глянул на него и показал собственную силу. Потом мальчик отвернулся, взял сестру за руку, и они вприпрыжку побежали к тому, другому.

Пора уходить. Дети, несомненно, укажут на него, а ему не хотелось, чтобы увидели его лицо. Пока рано. Он поспешил к своей машине и укатил, не испытывая никакого волнения. Совсем. Во всяком случае, он был доволен собой больше, чем имел на то право.

Конечно, все дело в детях. И не только потому, что они расскажут тому, другому, и он продвинется на несколько шажочков вперед к нужному страху, но еще и потому, что дети действительно ему нравятся. С ними приятно работать, они транслируют чувства, которые донельзя мощны, и вздымают всю силу события на более высокий уровень.

Дети просто чудо.

Происходящее, признаться, начинало доставлять удовольствие.

Какое-то время вполне довольно было скакать в тварях-обезьянах и помогать им убивать. Только даже это наскучило простым повторением, и ОНО то и дело вновь ощущало: должно быть нечто большее. В момент убийства мучительная судорога сводила что-то, чему трудно подобрать определение, ощущение, будто что-то делает рывок к пробуждению, а потом вновь успокаивается… и ОНО хотело знать, что это было.

Только какое бы множество раз это ни случалось, какое бы множество разных тварей-обезьян ни менялось, ОНО никак не могло проникнуться этим ощущением, никогда не заходило так далеко, чтобы познать, что оно такое. И от этого ОНО еще больше хотело узнать.

Бездна времени прошла, и ОНО опять стало скисать. Обезьяны были слишком примитивны, и, что бы ОНО ни делало с ними, этого было недостаточно. ОНО начало возмущать их глупое, бесцельное, бесконечно повторяющееся существование. Раз-другой ОНО набрасывалось на них, желая наказать тварей за их тупые, лишенные воображения страдания, ОНО подбивало тварь, служившую ОНО прибежищем, убивать целые семьи, целиком племена тварей. И со смертью их всех тот чудесный намек на что-то другое повисал в недоступности, а затем сникал, стихал, вновь погружался в спячку.

Разочарование толкало к ярости. Должен существовать способ прорваться, уяснить, чем было то ускользавшее что-то, и втянуть его в бытие.

А потом наконец твари-обезьяны принялись изменяться. Поначалу изменялись очень медленно, до того медленно, что ОНО даже не осознавало, что происходит, пока процесс не пошел вовсю. И в один чудесный день, когда ОНО перешло в новое прибежище, тварь вытянулась, встав на задние ноги, и, пока ОНО соображало, что происходит, тварь произнесла: «Ты кто?»

Невероятное потрясение того момента сменилось еще более невероятным удовольствием: ОНО больше не было одиноко.

Глава 18