Дела семейные (СИ)

Не успел я спросить, зачем сестре понадобился кинжал, как она с ловкостью профессионального взломщика вогнала острие в замок. Провернула, пошатала. Замок согласно щелкнул. Дверь в склеп открылась легко, петли недавно хорошо смазали.

– Не осквернение могил, а осмотр трупа… Юридически правомерное действие, – объявила главный прознатчик Гехта и переступила порог.

Никогда прежде такого не видел и, надеюсь, не увижу впредь. Изнутри склеп напоминал кухонный шкаф или лавку торговца. Полки в несколько рядов, а на них плотно стоят гробы и урны с пеплом. Вековая мертвенная чистота и бледный сумеречный свет, льющийся откуда-то сверху.

– Хельга, а так должно быть?

Крышу над склепом навели самую обычную, черепичную, при том из материала не лучшего качества. Сейчас в ней зияла огромная дыра.

– Чудесно, – ответила сестра, разглядывая разрушенный потолок склепа, будто там и вправду было нечто приятное глазу. – Вот тут упырь и вылез. Если его, конечно, отец родной через дверь не выпустил. Поднялся все-таки кровосос. Раньше, чем я думала. Просчиталась. Ларс, живо поезжай в Къольхейм, что хочешь делай, но пусть собирают новую облаву.

– А ты?

– А я, как собиралась, отправлюсь давить масло из Эйнунда Родъера. Шантаж – мерзкое дело, но по-другому вряд ли удастся заставить любезного соседа отказаться от блокхейна.

– Отказ от кровной мести – бесчестье…

– Родъеры и так уже сделали для своего позора слишком много! – огрызнулась сестра. – Сын создал и выпустил в мир упыря. Отец, чтобы сберечь доброе имя отпрыска, приговорил к смерти жену, дочерей и многих ни в чем не повинных людей. Как знаешь, а мне этих… – Хельга выговорила ругательство четко и громко, так же, как все остальные слова, – нисколько не жалко. Берегись!

Тихий, почти не слышный скрип снега за спиной. Хельга с побелевшим лицом разворачивается и, схватив меня за руку, втаскивает в склеп. Черный в вечерних сумерках силуэт за порогом. Грохот захлопнутой двери. Похоже, времени до завтрашнего утра у нас все-таки нет.

– Молодцы ж мы с тобой, брат, сами себе устроили ловушку, – изрекла Хельга, удобно устроившись на той части нижней полки, что была свободна от чужих останков. – Влезли к упырю только что не в гроб. И кхарнов догадались за оградой привязать… Как же он смог уйти с оторванной головой?

– Вроде как у оживших мертвецов плоть срастается.

– Много же мы теперь знаем про этих тварей.

Когда вернемся в Гехт, будет чем порадовать хеска ректора. Или лучше не говорить? А то еще статью в энциклопедию писать заставит, «Повадки и привычки упырей, отраженные в народных верованиях. Правда и вымысел».

– Что делать будем?

– Ждать и скучать. На рассвете попробуем пробраться к воротам. А пока что посидим здесь. Не весть какой бастион, но все лучше, чем уворачиваться от упыря на темном погосте, а потом лежать в этом же склепе тушкой с переломанными костями. Здесь гад хотя бы не сможет напасть незаметно.

Все Хельгины идеи разумны.

– Холодно, однако.

Сестра распахнула полы плаща.

– Забирайся сюда.

Плащ у Хельги замечательный. Из двух слоев кхарновой шерсти плотного тканья, простеганной, с пуховой прослойкой. Если расправить все складки, то вдвоем можно завернуться легко, еще и запас останется. Укутавшись с головой, можно спать хоть на снегу, хоть в луже. Я не ношу такие длинные одеяния, потому как не умею в них ходить, за все зацепляюсь, путаюсь и умудряюсь постоянно наступать себе же на полу, а Хельга движется в плаще легко и изящно, помимо практической пользы еще и посмотреть приятно.

Я с удовольствием устроился рядом с сестрой, и она обняла меня.

– Вот так. Тепло? А теперь спи.

– Но…

– Спи! – почти прикрикнула на меня Хельга. – От бодрого и адекватного соратника пользы всегда больше, чем от усталого. Растолкать в случае чего я тебя успею.

– А ты?

– А я пока не хочу. Есть о чем подумать.

Если хесса Къоль хочет о чем-то поразмыслить, не стоит ей мешать. А лучше всего вовсе скрыться с глаз долой. Что я и сделал, втянувшись под плащ и пристроив голову на плечо сестры. А дальше как в темный колодец провалился. Что снилось, не помню, но явно что-то связанное с семьей, потому как, едва пробудившись, не успев толком глаза открыть, я предложил:

– Хельга, а давай заберем Раннвейг в Гехт.

А сестра, словно сама сейчас думала об этом, ответила сразу и спокойно:

– Нет, Ларс. В Къольхейме ей лучше. Здесь все свое, родное. В Гехт ей ехать все равно, что к чужим людям. Я буду плохой матерью.

– Но меня-то ты вырастила!

– Вспомни получше, с тобой всегда возился Оле.

Я вспомнил.

После первого месяца жизни в доме сестры, когда за мной присматривали все, кого Хельга не стеснялась попросить, за воспитание и опеку плотно взялись Гудрун и Оле.