Дела земные

— Шаропат-апа? — Тетя скривила губы, мол, все понятно. — Стало быть, аминь!

— Не надо, — взмолилась мать. — Не думайте о ней плохо. На что ей одна серьга?

— Думаете, не нужна! — Тетя гневно махнула рукой. — Вы же знаете, что она нечиста на руку, так зачем же пускаете в дом!

— Ну что вы, — снова пробормотала мать. — Что она будет делать с одной серьгой?

— Вот еще скажете! — недовольно повысила голос тетя. — А знаете, сколько стоит такая серьга? — сказала она, указывая пальцем на серьгу, красовавшуюся в левом ухе матери. — Как придет на чью-нибудь свадьбу эта Шаропат, так обязательно что-нибудь стащит.

Мама, не зная, что ответить, растерянно глядела на тетю. Я не раз слышал, как отец с матерью говорили о причудах веснушчатой тети — Шаропат-апа. Будто на свадьбах исчезали то ляганы, то пиалы, и каким-то образом они оказывались потом в доме у Шаропат-апа. Она уносила их по «рассеянности» своей. Сейчас я вспомнил обо всем этом и возненавидел веснушчатую Шаропат-апа.

— Только брату своему не говорите, пожалуйста, — взмолилась мать. — Авось найдется.

— В гробу найдется!

Тетя как-то очень решительно направилась к дому. Мама поспешила вслед за ней.

Утро мать опять начала с поисков серьги. В глазах ее сквозила усталость, должно быть, не спала всю ночь. Я стал помогать ей искать. Но мы не нашли ничего ни сегодня, ни завтра. Мать спрятала куда-то оставшуюся серьгу, чтобы о пропаже не узнал отец.

Если бы Шаропат-апа не приходила к нам в тот день и не говорила о том, что хочет вставить золотой зуб, тетя, наверное, позабыла бы о случившемся.

Стояла середина лета, когда тетя опять пришла к нам. То, что это была середина лета, я помню потому, что она принесла раннего винограду, хотя и жила в городе. Мы с братьями набросились на виноград. Вы ведь знаете, как бывает в кишлаке: стоит заявиться в дом гостю, как тут же собираются и все соседи. В тот вечер первой зашла к нам Шаропат-апа. Радушно поздоровалась, обняла тетю. Потом повернулась к матери:

— Посмотрите. — Она пальцем приподняла губу, и во рту сверкнули два золотых зуба.

— Очень хорошо, — тихим голосом сказала мать. — Вы что, с браслетом расстались?

Шаропат-апа почему-то покраснела.

— Да нет, — сказала она и приподняла рукав платья. — Браслет на месте. Муж сказал: «Береги браслет. Невестке своей подаришь, когда сына поженим». — Она улыбнулась, широко раскрыв рот. Наверно, чтобы еще раз показать золотые зубы. — Муж стал лучше себя вести. Поумнел, слава аллаху! Скоро женим Хакимджана. Этой осенью устроим пышную свадьбу.

— Из чистого золота ваши зубы! — с иронией сказала тетя. — Пусть же они век вам служат!

Шаропат-апа была в хорошем настроении, а мать вела себя как-то беспокойно, тетя сидела хмурая.

— Завтра утром приглашаю вас к завтраку, — сказала Шаропат-апа.

— Нет, я чуть свет уеду, — тетя отвернулась.

Только никуда она чуть свет не уехала. Я проснулся от ее громкого голоса.

— Гляди-ка, греха не боится! Ни стыда, ни совести! Это она украла твою серьгу! И вставила себе зубы. Это золото особое, я сразу его узнала.

— Э, у таких стыда не бывает! «Чей это голос?»

Я высунулся из-под одеяла и увидел толстую Отин-хола.

— В тот раз, когда справляли поминки Иная-хромого, два чайника пропало, — продолжала она жалобным голосом. — Я подумала, никто не возьмет, кроме Шаропат. Зашла к ней домой, прямо на кухню, и вижу: стоят эти чайники там. Я сразу узнала их. «Как они очутились здесь?» — спрашиваю. А она и глазом не моргнула. «И сама не знаю», — говорит. «Чтоб ты подохла, воровка, разве у чайников есть ноги, чтоб они сами прибежали к тебе в дом?»

— А еще хвалит своего мужа, этого остолопа. Говорит, поумнел! — Тетя со злостью стукнула кулаком по хонтахте так, что суставы на ее пальцах хрустнули. — Горбатого только могила исправит. Этот усатый никогда не поумнеет.

С чайником вошла в комнату мать.

— Да хватит об этом, — сказала она тихо. — Я же не поймала ее за руку. Что теперь поделаешь?

— Слишком вы щедрая, сноха! — отозвалась тетя сердито. — Вы же не ханская дочь! Давайте одевайте сына. И сами тоже одевайтесь. Сходим кое-куда.

Мать поставила чайник на хонтахту и с удивлением посмотрела на тетю, потом на Отин-хола.

— Куда это?

— На кладбище! Это вас устроит? — Тетя так глянула на мать, будто во всем виновата только она одна. — В нашей махалле есть гадалка. Ей ничего не стоит сделать так, что и вода потечет вспять. Пойдемте к ней. И вы тоже, уважаемая Отин-хола. Погадаем. Пусть она после этого попробует отказаться!

— Да неудобно вроде, — сказала мать, растягивая слова. — Ведь мы соседи. Словно два глаза на одном лице.

— Эге! — Тетя поднялась с места и со злостью в голосе сказала: — Конечно, вам эта серьга даром досталась, но ведь это единственное, что осталось от моей матери! Этого вам не жалко, а воровку жалко? Выходит, так? Ну, вы меня, кажется, плохо знаете. Я выведу ее на чистую воду. — Тетя обернулась ко мне: — Будем гадать при этом ребенке. Невинный ребенок скажет правду. Пойдешь с нами?

Я вскочил с постели:

— Пойду! Пойду!