Далавай резко повернулся и потянул козу к воротам. Но та никак не хотела идти. Козлята побежали за ней. Старший брат кинулся за ними и схватил одного козленка за ногу.
Козленок жалобно заблеял, но брат не отпускал его.
У ворот Далавай пнул сапогом другого козленка и пошел дальше, ведя одной рукой под уздцы лошадь, а другой — на аркане козу. И только в эту минуту я по-настоящему понял весь ужас, того, что произошло. Раз у меня нет козы, как же я пойду теперь играть на луг с Вали или с Тоем?
Мать осталась стоять посреди двора. Вид у нее был отсутствующий. Волосы распущены. Она подошла к младшему брату, который все еще плакал, взяла его на руки, подолом платья вытерла ему нос и понесла в дом.
В сумерках пришел отец. Не пришел, а прибежал. Наверное, обо всем услышал на улице. Не помня себя, он вбежал в дом и первым делом сорвал со стены двустволку.
Мать обеими руками схватилась за ружье.
— Оставьте! — жалобно простонала она. — Что вы собираетесь делать! Ведь пропадем!
— Уйди! — Отец весь трясся. Он отпихнул маму локтем. — На одну голову только одна смерть!
— Не надо, покарай его аллах!
Отец бессильно опустился на край супы. Положил ружье на колени и схватился руками за голову.
— Разве можно шутить с государственным человеком! — сказала мать успокаивающим тоном.
— Государство так не велит! — Отец в сердцах ударил кулаком по колену. — Где это видано, чтобы у человека забирали последнюю скотину! Он сам это придумал, этот пьянчуга!
— Ведь у него в руках была бумага! — сказала мама. Глаза ее опять наполнились слезами.
— Будешь еще учить меня! — Отец еще раз хлопнул себя по колену, будто во всем была виновата мать. — Я уверен, никто не приказывал ему поступать так. Этот мерзавец позорит нашу власть. Хоть это ты можешь понять или нет?!
— Ладно, — мать рукавом платья вытерла глаза. — Аллах его покарает… Ладно, — повторила она со вздохом. — Главное, война кончилась. И эти тяжелые дни тоже останутся позади. И дети скоро подрастут. — Кажется, матери все еще не давали покоя слова Далавая, голос ее вдруг задрожал: — Пусть бы ругался на меня, зачем он детей моих трогает?
…И те трудные дни, как и предвидела мать, действительно остались позади. Однажды к нам во двор боязливо зашла молоденькая симпатичная женщина с бледным лицом. Мать вышла ей навстречу. Незнакомка поздоровалась с матерью и вдруг расплакалась.
— Муж снова побил, — сказала она тихо.
На левой щеке у нее я заметил большой синяк.
— Избивает через день. Яловой коровой меня называет. Что же мне делать, сестра, если бог не посылает мне ребенка? Говорит, брошу тебя и женюсь на молоденькой, которую еще и мать не целовала, на чистой и непорочной. — Незнакомка не переставая всхлипывала, — Говорит, я осрамила его среди людей. А я думаю, что посеешь, то и пожнешь. Верно, сестра? Пьет безбожно. Вчера вот лежал пьяный и вспоминал вас. Сказал, что вы когда-то прокляли его. Ни с кем в махалле я не могу поделиться своим горем. Никто меня не жалеет. Наверное, из-за него? А почему вы его прокляли?
Я понял, что это жена Далавая.
Мать погладила ее по плечу.
— Ну, что вы говорите! Пророк я, что ли! Ежели и сказала чего сгоряча, то слова беру обратно. — Она протянула гостье пиалу с чаем. — Не стоит и думать об этом! Успокойтесь! Будут у вас еще дети! Много-много! Вот посмотрите! Еще таких джигитов нарожаете, что все завидовать станут!
Жена Далавая улыбнулась сквозь слезы.
— Пусть сбудется то, о чем вы только что сказали! — прошептала она тихо.
Но Далавай все-таки выгнал жену. И женился на молоденькой, которую еще и «собственная мать не целовала». Правду, оказывается, говорят, что хорошая вещь недолго останется лежать на земле — тут же подбирают. Бывшая жена вышла замуж за арбакеша по имени Абди. И частенько заходила к нам, ведя за руку то одного своего малыша, то другого. И всегда они с мамой о чем-то долго разговаривали.
И вторая жена не родила Далаваю детей. Но по части законов она оказалась сильнее самого Далавая. Он только раз ударил ее, разумеется, добавив при этом «яловая корова», и она пошла на него жаловаться. Далавая лишили высокого поста сборщика налогов. Но он и виду не подавал, что это случилось. По-прежнему чинно восседал на своей лошади, щеголял одеждой, но кожаной сумки через плечо уже не носил.
Человек не знает, что его ждет. Однажды прошел слух, будто Далавай, едучи верхом, пьяный, свалился с лошади, сломал себе ногу и вывихнул ключицу. Долго лежал в гипсе.
Теперь я вижу его каждый день. Он сидит у базарных ворот и торгует семечками.
— Жа-а-реные семечки! — кричит он зычным голосом.
А мне вспоминаются полные слез глаза матери…
СВАТЫ
Я вернулся с работы усталым. По опыту знаю: если расслабишься, то вечер пропадет. Просидишь у телевизора или проболтаешь с кем-нибудь.
Лучше всего сразу пройти в кабинет и начать писать. Или, в крайнем случае, что-нибудь почитать. Я сидел и перелистывал новый номер журнала. Кто-то постучал, на пороге появилась Гуля — дочь соседа-мясника.
— Заходи, — сказал я, не поднимая головы от журнала. — Как дела?
Гуля робко стояла у двери.
— Мне нужна энциклопедия, — сказала она.