Читаем Дела земные полностью

Я осторожно заглянул внутрь парикмахерской. Клиентов там не было. Парикмахер в грязном халате сидел лицом к стене и блаженно попивал чаек. Кажется, вчерашний ливень поработал и здесь. На оштукатуренной глиной стене виднелись свежие грязные потеки. Мать тоже заглянула в дверь и тихонько кашлянула.

Парикмахер взглянул на нас через плечо. Бросались в глаза его аккуратно подстриженные усы и узкие глазки.

— Что, племянничек, стричься будем? — спросил он, вставая с места.

И я увидел, что одна нога у него деревянная. Штанина галифе цвета хаки была подвернута. Громыхая деревяшкой по рассохшемуся щелястому полу, он подошел ко мне поближе и кивком пригласил сесть на старенькое видавшее виды кресло. Я сел напротив мутного зеркала. Мать сняла с моей головы тюбетейку и пристроилась на стуле, где только что сидел парикмахер.

— Побрить наголо или состричь машинкой? — обратился он к матери, стряхивая с простыни прилипшие волоски и набрасывая ее на меня.

— Состригите машинкой, — попросила мать.

Парикмахер вынул из ящичка машинку. Приставив ее к моему виску, он застрекотал ею. Я невольно ойкнул, потому что в первый момент мне показалось, что машинка не стрижет, а выдергивает волосы.

— Ну, чего ойкаешь? — пожурил парикмахер, обхватив мою голову своей пятерней. — Терпи, казак, атаманом будешь.

Надеясь найти защиту у матери, я робко взглянул в зеркало, думая увидеть ее отражение, но зеркало было таким мутным, что я даже собственного лица не мог в нем разглядеть, вместо него желтело пятно какое-то.

— Вы здешний? — спросила молчавшая до сих пор мать.

— Здешний, — обернулся на ее голос парикмахер, продолжая выдирать мои волосы. — А что?

— Хотела спросить кое о ком, — проговорила спокойным голосом мать. — Вы знаете человека по имени Адылходжа? Жена его — мастерица. Муборак.

— Как же, как же, знаю! — охотно заговорил парикмахер. — Они соседи горбатого Махмуда. Четвертый дом от конюшни.

— Мы хотели узнать, — мать помедлила минутку, — только скажите правду, прошу вас: что это за люди, из какого они роду-племени, местные они или пришлые?

— А-а-а! Вот оно в чем дело. — Кажется, парикмахер сразу смекнул, зачем пришла сюда мать, и закивал головой. — Род у них хороший. Живут они здесь издавна. Предки их были садовниками. У них был огромный виноградник. Каких только сортов винограда там не было — и «шибилгани», и «шакаран гур», и «эчкиэмар»! А вкусный такой — язык проглотишь. Да-а!

Чем больше говорил парикмахер, тем больше распалялся, а чем больше распалялся, тем сильнее налегал на машинку, выдирая волосы. Из глаз моих текли слезы.

— А не было у них в роду дурных людей? — спросила осторожно мать. — Ну, воров, картежников, наркоманов?

— Нет! — решительно отвечал парикмахер. — Все они порядочные люди.

Мать, словно сбросив с души камень, облегченно вздохнула.

Парикмахер стриг уже мой затылок. Надавив ладонью, он пригибал мою голову все ниже и ниже, а я боялся, как бы у меня из носу не потекло.

— А их сын? — спросила мать, переходя к главному. — У них, говорят, есть сын по имени Толяган-ходжа…

— Во! — поднял большой палец парикмахер. — Мировой парень! Учитель! Преподает в школе.

— Он был на войне?

— Нет, — отвечал парикмахер, щекоча мне шею машинкой. — Если бы его забрали, некому было бы учить детей. Но парень он мировой! А что, хотите породниться с ними?

— Посмотрим, — промолвила задумчиво мать. — Как распорядится судьба…

— Но если они посватаются, не отказывайтесь. Отличные люди, род у них чистый. К тому же будущий зять, — тут парикмахер многозначительно поднял палец, — учитель, радоваться надо такому зятю, сестрица. А сами-то вы откуда родом?

Мать подробно все рассказала. Про отца, откуда мы родом и прочее…

— Мне кажется, что они вам — ровня. И молодые сойдутся характером! — проговорил парикмахер, обдувая и прочищая машинку. — Даст бог, позовете на свадебный плов!

Радуясь окончанию пытки, я проворно соскочил с кресла. Мать надела мне на голову тюбетейку и протянула парикмахеру деньги.

— Да ну, что вы, что вы, разве можно брать деньги у будущих родственников, — проговорил парикмахер, все же пряча деньги в карман. Затем добавил: — Хорошие они люди, не прогадаете.

Вернувшись домой, я отломал кусок кукурузной лепешки и побежал на улицу. Игравшие на площадке Той, Вали и джурабаши немедленно начали по очереди шлепать меня по голому затылку, беря «плату» за стрижку. Особенно усердствовал джурабаши, после его щелчков у меня гудела голова. Но я стойко перенес и это. Потому что хотел удивить всех новостью.

— А у нас скоро свадьба! — похвастался я. — Вот наедимся вдоволь плова. А свекровь моей сестры сошьет мне рубашку. У нее швейная машина «Зингер»!

Но свадьба не состоялась. Ни через месяц, ни через год. Я несколько раз слышал, как плакала сестра, отказываясь идти замуж, а мать все спрашивала: «Ну, скажи тогда, за кого ты хочешь пойти?»


…Недавно у станции метро я повстречался с Гулей. Рядом с ней был высокий кудрявый юноша. Парень он был, по-моему, веселый, так как Гуля, которая опиралась на его руку, беспрестанно хохотала.

Через три дня я снова встретил Гулю на нашей улице.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Тихий Дон
Тихий Дон

Вниманию читателей предлагается одно из лучших произведений М.Шолохова — роман «Тихий Дон», повествующий о классовой борьбе в годы империалистической и гражданской войн на Дону, о трудном пути донского казачества в революцию.«...По языку сердечности, человечности, пластичности — произведение общерусское, национальное», которое останется явлением литературы во все времена.Словно сама жизнь говорит со страниц «Тихого Дона». Запахи степи, свежесть вольного ветра, зной и стужа, живая речь людей — все это сливается в раздольную, неповторимую мелодию, поражающую трагической красотой и подлинностью. Разве можно забыть мятущегося в поисках правды Григория Мелехова? Его мучительный путь в пламени гражданской войны, его пронзительную, неизбывную любовь к Аксинье, все изломы этой тяжелой и такой прекрасной судьбы? 

Михаил Александрович Шолохов

Советская классическая проза
Судьба. Книга 1
Судьба. Книга 1

Роман «Судьба» Хидыра Дерьяева — популярнейшее произведение туркменской советской литературы. Писатель замыслил широкое эпическое полотно из жизни своего народа, которое должно вобрать в себя множество эпизодов, событий, людских судеб, сложных, трагических, противоречивых, и показать путь трудящихся в революцию. Предлагаемая вниманию читателей книга — лишь зачин, начало будущей эпопеи, но тем не менее это цельное и законченное произведение. Это — первая встреча автора с русским читателем, хотя и Хидыр Дерьяев — старейший туркменский писатель, а книга его — первый роман в туркменской реалистической прозе. «Судьба» — взволнованный рассказ о давних событиях, о дореволюционном ауле, о людях, населяющих его, разных, не похожих друг на друга. Рассказы о судьбах героев романа вырастают в сложное, многоплановое повествование о судьбе целого народа.

Хидыр Дерьяев

Проза / Роман, повесть / Советская классическая проза / Роман
И власти плен...
И власти плен...

Человек и Власть, или проще — испытание Властью. Главный вопрос — ты созидаешь образ Власти или модель Власти, до тебя существующая, пожирает твой образ, твою индивидуальность, твою любовь и делает тебя другим, надчеловеком. И ты уже живешь по законам тебе неведомым — в плену у Власти. Власть плодоносит, когда она бескорыстна в личностном преломлении. Тогда мы вправе сказать — чистота власти. Все это героям книги надлежит пережить, вознестись или принять кару, как, впрочем, и ответить на другой, не менее важный вопрос. Для чего вы пришли в эту жизнь? Брать или отдавать? Честность, любовь, доброта, обусловленные удобными обстоятельствами, есть, по сути, выгода, а не ваше предназначение, голос вашей совести, обыкновенный товар, который можно купить и продать. Об этом книга.

Олег Максимович Попцов

Советская классическая проза