— Похоже, — согласился директор. И, обращаясь к Глебу, душевным, отеческим голосом стал внушать: — Зря вы, Глеб Устинович, на рожон-то прете, ей-ей, зря. Нельзя же, в самом деле, быть таким прямолинейным, ну как палка... Это, извините меня, наивно и даже глуповато как-то... Ну да ничего. Вот поживете немного... Жизнь, она, брат, со временем в ином свете предстает. Вы поймете, что поступать по своим принципам не всегда возможно. А иногда и не нужно! Никому никакой пользы. Вот и в данном случае...
— Ну, не знаю, — перебил Глеб. — По-моему, лучше уж быть как палка, чем извиваться по-змеиному... Может, конечно, и я когда-нибудь наберусь мудрости, о которой вы говорите, но пока постараюсь постоять за свои убеждения. Я сегодня же, сейчас же напишу обо всем в министерство! Вот что я сделаю.
— Ну, ну, ну! — поерзал на стуле завуч. — Огонь, не человек! Сразу в министерство...
— Дело в том, Глеб Устинович, — поспешно вставил директор, — что вчера Виноградов поставил Евстигнееву тройки по обоим предметам.
— Как?
— Да вот так, — почти что с улыбкой сказал директор и, заметив, видимо, на лице у Глеба недоверие, добавил: — Хотите заглянуть в ведомости?.. Дайте ему, Михал Михалыч, ведомости...
Да, в ведомостях стояли тройки. «Неужели, — ошарашенно думал Глеб, — Евстигнеев одним махом осилил несколько наук и сразил Виноградова наповал?..» Слишком неправдоподобным казалось это Глебу. Пролить же свет на темное дело мог лишь сам Виноградов.
Однако кабинет Виноградова был закрыт; не было Виноградова и на следующий день. По техникуму между тем стали распространяться слухи, что Виноградов с работы увольняется...
— Я знаю только одно, — сказала Глебу Полина Семеновна, преподавательница русского языка и литературы, она же председатель профкома и потому, может быть, самый осведомленный в делах техникума человек. — Виноградов поступил как настоящий джентльмен. Он, по сути, спас Викторию Робертовну от душевной трагедии...
— При чем здесь англичанка?
— Видите ли, Глеб Устинович, — доверительно сказала Полина Семеновна, — муж у Виты (так называли Викторию Робертовну за глаза) знаете какой?..
— Слышал...
— Приходит домой пьяный, начинаются скандалы, дети нервничают... Самый младшенький не научился еще говорить, как стал заикаться. У девочки тоже с нервами не все в порядке... Так вот, муж Виты стоял первым в очереди на квартиру. И, понимаете, — Полина Семеновна почему-то понизила голос, хотя в профкоме, кроме них, никого не было, — нужно получать ордер, а ему отказывают. Мотивируют тем, что он пьяница, прогульщик и так далее. Если бы вы видели Виту!
Побежала к Петру Максимовичу, а тот и говорит — конечно, надо идти в горисполком, а как туда идти, если мы сына Евстигнеева исключаем за неуспеваемость?.. Вы понимаете?.. Тогда Вита — к Виноградову...
Глеб начал понимать, каким образом в ведомостях появились тройки...
— Вита теперь на седьмом небе. Хоть дети-то не будут видеть и слышать скандалы: все-таки квартира, знаете. Закрыл их в спаленке — и спокойно.
— Позволительно спросить, какого дьявола она живет с таким мужем?
— Э, знаете, — Полина Семеновна покачала головой с отбеленными волосами и мудро сощурилась. — Вы думаете, так просто женщине остаться одной с двумя малышами на руках? Да теперь если и разведутся, так Вита останется в квартире. Будущее детей обеспечено. Как ни трудно ей будет, но квартира — это великое дело... Почему Виноградов, спрашиваете, увольняется?.. Этого я вам не скажу. Виноградов, он, знаете... — Тут Полина Семеновна сделала рукой жест, который мог означать и не от мира сего, и не нам чета. — Во всяком случае, с Витой он поступил как настоящий человек.
— Опозорил я свою седую голову, — час спустя говорил Глебу сам Виноградов. — Поддался, что называется, минутной слабости. Прибежала Робертовна в слезах... Не выдержал, пошел к директору, давай, говорю, ведомости... Ну вот, говорит, и правильно, вот и хорошо, теперь я и к Александру Николаевичу смогу обратиться с просьбой... — Виноградов крякнул, достал из пачки папиросу и долго разминал ее, прежде чем закурить.
Жил он в однокомнатной квартире: шкаф, два стула, письменный стол, полки с книгами, кровать. Над кроватью — портреты молодой женщины и девочки...
— Жена и дочь, — заметив взгляд гостя, пояснил Виноградов. — Теперь Леночка была бы как Вита... Мне кажется, и лицом была бы похожа... Противно, — произнес Виноградов минуту спустя. — Противен сам себе... Перед вами стыдно. Ребятам в глаза не смогу смотреть. А уходить не хочется, тяжело уходить... Прирос, видно, к техникуму, к ребятам... — Он опять крякнул и потянулся за спичками.
— А остаться нельзя? — неуверенно спросил Глеб.