– Скажи мне, Ковальский, как ты мог перепутать комнаты? Может быть, ты лунатик и ходишь по ночам, не помня себя?
Загорский с неудовольствием подумал, что это была бы хорошая версия, но после того, как ее выдвинул сам Боссю, брать ее на вооружение было поздновато.
– Я не лунатик, – сказал он. – Я вышел на улицу, в отхожее место, потом вернулся назад и тут оказалось, что я перепутал спальни.
Боссю несколько секунд, не мигая, глядел ему в лицо.
– Сдается мне, Ковальский, что отхожее место тут не при чем. Сдается мне, что ты здесь шпионишь. А я, видишь ли, терпеть не могу шпионов…
Загорский только плечами пожал. Какой он шпион? Что он мог тут разведывать?
– А это ты сам нам скажешь, – отвечал распорядитель. – Но не сейчас. Чуть позже, утром.
И он выразительно кивнул Иерониму. Тот крепко взял Нестора Васильевича за плечо своей чудовищной дланью и повел вперед. Спустя десяток шагов он остановился, повернул направо, открыл невысокую дверь и втолкнул туда Загорского.
Внутри было совершенно темно.
Спустя секунду за дверью загремел запираемый замок, и сделалось тихо. Загорский сунул руку в карман и вытащил оттуда зажигалку[12]
. Щелкнул ею, и бледный трепещущий огонек осветил тесные серые стены и совершенно пустое помещение. Очевидно, это было что-то вроде карцера для провинившихся гладиаторов, здесь не было даже табурета.Действительный статский советник погасил зажигалку и задумался. Несмотря на то, что он попался, все же кое-чего добиться ему удалось. Он был почти уверен, что светловолосый гладиатор, прятавшийся под одеялом, и был Платоном Сергеевичем, которого они безуспешно разыскивали все то время, пока жили в Монако. Если это так, можно считать, что миссия его наполовину выполнена. Очевидно, найдя сына тайного советника, он выйдет и на след украденных им документов.
Но прежде неплохо бы вскрыть двери в его импровизированном узилище…
К несчастью, замок в двери был навесной, а не врезной. Врезной замок можно было бы попробовать отомкнуть изнутри или, на худой конец, попытаться выбить дверь. С навесным замком все обстояло гораздо сложнее. Можно было бы и тут попробовать выломать дверь, однако поднялся бы шум, прибежала бы охрана во главе с Иеронимом, Загорского, чего доброго, и вовсе бы связали, а это в его планы никак не входило.
Что ж, оставалось только ждать. А пока суд да дело, можно попробовать выспаться. Но, разумеется, не на полу, в щель из-под двери сильно дует. Выспаться можно, просто прислонившись спиной к стене, примерно так, как спят слоны или лошади. Разумеется, техника стоячего сна была доступна далеко не каждому статскому или даже тайному советнику, но Нестор Васильевич владел ей весьма недурно.
Если спустя пять минут в карцер заглянул бы Иероним или папаша Боссю, они были бы не на шутку удивлены: победитель сегодняшнего гладиаторского турнира спал глубоким сном, прислонившись спиной к неровной неоштукатуренной стене…
В карцере Загорскому пришлось провести чуть больше времени, чем он рассчитывал, а именно, ночь, утро, день и почти весь вечер. Из заключения его выпустили только перед началом представления.
– Я посмотрел твой паспорт, Ковальский, – сказал мэтр Боссю, хитро щуря глазки. – Там написано, что ты голубоглазый блондин тридцати лет. Но тебе явно не тридцать, ты седой и глаза у тебя карие с прозеленью. Что скажешь на это?
– Скажу, что у всех свои тайны, – отвечал Нестор Васильевич. – Мой паспорт к вам отношения не имеет, просто мне пришлось очень быстро убегать от полиции, и я взял первый попавшийся.
Мэтр Боссю лишь кивнул на это, как будто другого ответа и не ждал.
– Что ж, – проговорил он сурово, – ты провинился, Ковальский. Однако я добрый человек, и я даю тебе возможность загладить свою вину. Сегодня ты выйдешь на арену биться с опытными гладиаторами. Вчера ты показал, насколько ты силен, однако не слишком-то рассчитывай на свою силу и ловкость. У папаши Боссю есть пара тузов в рукаве, и тузы эти могут сбить спесь с любого.
С этими словами он позвал Иеронима. Тот явился с двумя помощниками и спустя полчаса Нестор Васильевич стоял в костюме гопломаха и с ногами, закованными в кандалы.
– Что это значит? – спросил он в изумлении.
– Уж больно ты легконог, – осклабился мэтр, – того и гляди, убежишь с арены. Ну, а так бегать тебе будет затруднительно. Ты видишь, какой я добрый, я ведь мог и наручники на тебя надеть. Но руки у тебя будут свободны, ведь публика хочет видеть, как ты будешь сражаться, а не то, как тебя заколют, словно борова.
– Боюсь, если мне придется драться со скованными ногами, зрелище будет не слишком интересным, – заметил действительный статский советник.
– Оно будет интересным, – засмеялся Боссю. – Будет, если ты не захочешь, чтобы с тебя содрали шкуру живьем. Имей в виду, я обещал удвоенную премию тому гладиатору, который тебя сокрушит. А это значит, что бои тебе предстоят нелегкие.