Дело Черных дервишей

Комиссар тихо засмеялся, сделал три быстрых шага, вырвал из рук Юсуфа винтовку и с чудовищной силой ударил его прикладом в голову.

– Отправляйся к своим гуриям, щенок!

В голове у Юсуфа засверкало, запело ангельскими голосами, он почувствовал, что взлетает вверх, в неизмеримую высь, прямо на седьмое небо. И здесь наконец явились ему гурии, большеокие, заповеданные Пророком. Но гурии эти были какими-то странными. Это не были женщины и не были даже мужчины. Это были небывалые существа с угрюмыми обезьяньими лицами, низкими лбами и жадными ртами, из которых торчали длинные чудовищные клыки. Шерсть у них на голове была длинной и спутанной, руки с перепонками, как у гусей, а ног не было вовсе – вместо них были чешуйчатые рыбьи хвосты. В руках они держали длинные вилы.

– Нет, – собрав все силы, крикнул Юсуф, – это не гурии, это обман! Дайте мне настоящий рай, я заслужил!

Ближняя к нему тварь захохотала ужасно и с маху ударила вилами в голову. Он почувствовал, как холодная сталь проникла прямо ему в мозг, обжигая нездешним морозом, и вокруг него восстала слепящая бесконечная тьма…

– Вставай, Юсуф, вставай! – бабушка энергично будила внука, а тот все никак не мог разлепить непослушные веки. – Заспался ты, я смотрю, сегодня, а кто мне по хозяйству помогать будет?

Юсуф сел, посмотрел на бабушку непонимающе. Значит, он живой, а это был только сон?

– А где комиссар? – спросил он, почему-то холодея.

– С утра пораньше уже и уехал, дела у него, – отвечала бабушка.

– Просто уехал, даже «хайр»[25] не сказал?

– Да, так и уехал. Тебя велел не будить, у тебя, говорит, прошлый день выдался тяжелым…

Юсуф почему-то почувствовал облегчение. После того, что он увидел ночью, ему уже совершенно не хотелось в рай – во всяком случае, в ближайшее время.

Глава восьмая. Суфийская ведьма

Шакалы и дети шакалов! Будьте вы прокляты, вы и ваши родители, и весь ваш род до седьмого колена! Да пожрет вас самый смрадный из дьяволов, зловонные слуги красноармейского Иблиса!

Так думал курбаши Кады́р-Палвáн, мрачно озирая воздвигшиеся перед ним светло-синие горные хребты. После кражи Корана он намеревался спуститься в Алайскую долину на соединение с отрядами Тахтамáта, Манáса и Нурмáта, а по дороге должен был встретиться с заказчиком и передать ему книгу. Однако не успел – его обогнали красноармейские части Ярмухамéдова и Мáликова. Эти два ифрита были посланы советской властью в Алайскую долину, чтобы окончательно истребить моджахéдов[26], которых они называли богомерзким именем басмачи[27]

. Сами они басмачи, сами налетчики и бандиты, обманным путем захватившие святую землю Туркестана! Но воины Аллаха непобедимы, и рано или поздно они изгонят неверных скотов назад, на север, откуда они явились, а кто не захочет, тех изгонят прямиком на тот свет, в адское пекло.

Однако это все в будущем, сейчас же становиться на пути у шайтанских орд было смерти подобно. Возможно, раньше Кадыр-Палван и решился бы на такой отчаянный шаг – в конце концов, идущего стопами Пророка ждет рай и вечное блаженство – но не сейчас. Сейчас, когда в руках его находилась великая мусульманская святыня, он должен был держаться осторожно, как горный барс. Нынче против него все человечество – и друзья, и враги, потому что каждый в подлунном мире мечтает стать обладателем священной книги. И пока курбаши не доставит ее заказчику, ни о каком риске не может быть и речи.

Вот потому он вместе с небольшим своим отрядом сидел сейчас в забытом горном селении и ждал, когда ситуация разрешится. Ждал он, впрочем, всего только один день, но день этот тянулся для него дольше месяца. А если ждать придется неделю или даже месяц? Не покажется ли ему это вечностью…

– Господин! – он вздрогнул, ему казалось, что он один в ущелье, но Нурудди́н всегда являлась беззвучно и словно ниоткуда. О, эти суфии, у них даже женщины обладают волшебными свойствами. Вот только неясно, откуда их колдовство – от Всевышнего или от шайтана. Впрочем, сейчас это не так важно, главное, что ему оно на пользу.

Курбаши покосился влево. Нуруддин смиренно стояла на расстоянии трех шагов. Красивая женщина, но даже у него она вызывала безотчетный ужас. Он чувствовал, что в ее глазах ни его собственная жизнь, ни жизнь любого из его людей не стоят и ломаного гроша. И если она захочет, то, как змея, перекусает их всех ночью и отправит на тот свет, даже не разбудив.

Впрочем, иногда ему хотелось проверить, точно ли Нуруддин так опасна, как кажется. Да, ударить кинжалом исподтишка, или выстрелить в спину, или отравить – в этом искусстве ей, наверное, нет равных. Но в честном бою – так ли она сильна? Как-то на его глазах она легким движением сломала руку строптивому дехканину; сама же потом его и пристрелила – чтобы не мучился.