Дело Черных дервишей

– Что будем делать, господин полковник? – спросил он отрывисто. И поскольку ошарашенный англичанин молчал, сам же и продолжил: – У нас два варианта – бросить все к чертовой матери на милость победителя и удирать или принять бой.

Полковник побледнел и играл желваками. Потом вдруг выкрикнул:

– Никакой сдачи! Мы принимаем бой!

Рудый тихо выругался, но спорить не стал.

– Развернуть пулеметы! – гаркнул он. – Телеги в ряд! Самидуллó, Урозбéк, Шерзóд – на возвышенность. Моруфджóн, Имамходжá, Зулфидди́н – влево от дороги, в кусты. Остальные ко мне. Без команды не стрелять!

Он обернулся к Загорскому, подмигнул.

– Ну что, зададим перцу большевикам? Вы с нами, Нестор Васильевич?

Загорский открыл было рот, но его внезапно перебил почтенный Хидр.

– Мы не можем, – сказал он, – не можем подвергать свою жизнь опасности. Мы обязаны вернуть святыню.

Рудый изумленно воззрился на Нестора Васильевича. На губах его заиграла разочарованная улыбка.

– Это правда? Бежите с поля боя, господин Загорский?

И опять Нестор Васильевич ничего не успел сказать. Голосом еще более звучным и сильным наставник Хидр заявил, что Загорский не властен в своих решениях. Он просто обязан ехать дальше.

– Ну, что ж, – молвил Рудый, – не смею задерживать.

– Вот черт, – выругался Загорский. Повернулся к китайцу. – Ганцзалин, поезжай с наставником.

И, повернувшись уже к Хидру, добавил, что на Ганцзалина они могут рассчитывать, как на него самого.

Посмотрел на авиатора:

– Владимир Владимирович, я полностью в вашем распоряжении.

Обрадованный Рудый хлопнул его по плечу: вот это по-нашему!

Едва только все басмачи успели занять назначенные им позиции, в долину, цокая копытами, въехал красноармейский эскадрон. Стоявшие возле кишлака телеги, кажется, несколько смутили их. Конница остановилась и некоторое время рассматривала заграждение с легким недоумением. Потом красные заметили лежавших возле телег людей с винтовками, разглядели и повернутый в их сторону пулемет.

– Ну что, вжарим изо всех стволов, – прошептал лежавший рядом с Загорским Рудый; английский полковник загадочным образом исчез, словно растворился в воздухе.

– Не стоит, – отвечал Нестор Васильевич, внимательно разглядывая конницу. – Подождем немного, может быть, удастся провести переговоры.

Рудый посмотрел на него изумленно: какие, к чертям собачьим, переговоры? О чем? Загорский не успел ответить – в их сторону поскакала группа из нескольких человек, руководимая, очевидно, командиром – смуглокожим туркменом лет сорока. Они остановились саженях в тридцати от импровизированного дзота и гарцевали, не решаясь продвигаться дальше.

– Приготовиться! – скомандовал Рудый, но Нестор Васильевич задержал его руку.

– Отставить, – сказал он и, перехватив недовольный взгляд авиатора, объяснил: – Попробую все-таки побеседовать с нашими красными друзьями.

Он вытащил из кармана носовой платок, примкнул к винтовке штык, на который повесил белый прямоугольник. Махнул платком над телегой, потом поднялся в полный рост, крикнул зычно:

– Не стреляйте! Переговоры!

Ветер донес его слова до ушей небольшой группы красноармейцев. Они перестали нервно гарцевать на своих конях. Выстроились в шеренгу, в паре шагов впереди остальных был теперь командир.

Решительным шагом Нестор Васильевич двинулся в сторону красных.

– Не стрелять! – скомандовал своим башибузукам Рудый.

Спустя минуту Загорский уже стоял перед командиром-туркменом. Тот обжигал его суровым взглядом черных, как ночь, глаз.

– Кто такие? – спросил он с заметным акцентом. – Почему перегородили дорогу?

Загорский одарил его мужественной, но дружеской улыбкой.

– Товарищ командир, – сказал он, – вышло недоразумение. Тут мирные караванщики везут товары на продажу – шелк, шкуры, шерсть, чай и прочее остальное. Я и мои парни у них защитой – от лихих людей. Я им говорю: «Друзья, не надо бояться! Советская власть – не враг трудовому народу, а лучший его друг. А красноармеец – не какой-то там басмач, он не то, что не ограбит – он сам же первый вас и защитит».

И Нестор Васильевич, широко улыбнувшись, перевел глаза на остальных красноармейцев: верно я говорю, товарищи? Однако лица большевиков оставались напряженными и хмурыми. А командир-туркмен даже прищурился недоверчиво. Что это, спросил, за мирные караванщики, у которых даже пулемет есть?

«Знал бы ты, что у них еще есть в запасе, вообще бы сюда не сунулся», – подумал Нестор Васильевич, а вслух сказал:

– Испугались люди, легко понять: последние деньги со всего кишлака собрали, чтобы караван снарядить. Так я пойду, успокою их. Скажу, что вы им не опасны, едете мимо, а мы телеги в один миг и уберем.

– Ты за нас не решай, что нам делать и как, – отрезал командир. – Мы этому твоему каравану сейчас досмотр устроим. Мало ли что за товары вы тут возите…

Загорский сокрушенно покачал головой. Как же так? А они ведь надеялись на советскую власть, что она своя, родная, что насилия не допустит, что будет все по закону.

– По закону и будет, – отвечал командир. – Если все, что везете, разрешено, вас и пальцем никто не тронет. А нет – пеняйте на себя.