Дело генерала Раевского

Он сражался против революционеров. Потом он отказался от всякой военной карьеры и жил в Баденском герцогстве на пенсию, которую ему выплачивала Англия. По наущению Талейрана император заподозрил его в заговоре. 15 марта по новому стилю 1804 года он был схвачен взводом драгун и вывезен во Францию. Здесь его торопливо осудили в Венсенском замке и расстреляли в тридцатидвухлетнем возрасте на рассвете. Теперь в сердце России окровавленный этот человек предсказывает Наполеону результат похода в Россию. И Наполеон в страхе просыпается. Сначала он не может вспомнить, где находится. Он резко выходит к страже и спрашивает:

   — Кто входил сюда?

   — Никто, — ему отвечает стража.

Стоило идти в Россию, чтобы увидеть этот призрак!» И вообще, — Олег оборачивается ко мне, разглаживая обеими руками на голове свои длинные волосы, — вообще надо сказать, что не было, может быть, ничего более грандиозно-бездарного и жестокого, чем эта глупая война, которую мы так холуйски воспеваем. И самыми бездарными в этой войне оказались Наполеон и Кутузов. Каждый из них несказанно виноват перед своими солдатами и офицерами, не говоря уже о народах, ими преданных.

9

Олег уходил от меня утром. Я проводил его до метро. Вставляя ключ в дверь своей квартиры, я услышал из-за двери настойчивый телефонный звонок. Не снимая пальто, я прошёл к телефону. В трубке послышался вежливый до изысканности баритон хозяина квартиры наших собраний:

   — Это я! Кирилл Маремьянович.

   — Весьма рад слышать, — ответил я.

   — Как ваши дела? — спросил Кирилл Маремьянович.

   — Спасибо! Всё в порядке.

   — Все живы и здоровы? — уточнил мой друг.

   — Конечно, — ответил я. — Что может случиться с нами?

   — О! такие времена, что с каждым может случиться что угодно, — вздохнул мой друг.

   — Но ведь не война же, — обобщил я, — пока же войны нет, жить можно. Так ведь?

   — Так-то это так, но иногда и без войны хватает неприятностей.

   — А что-нибудь случилось?

   — Нельзя сказать, что случилось. Лучше сказать: произошло.

   — А что именно?

   — Ты знаешь, — каким-то виноватым голосом начал мой друг, — как бы тебе сказать... Действительно произошло нечто неприятное. Ты, конечно, помнишь Мефодия Эммануиловича?

   — Да, помню.

   — Впрочем, почему бы тебе не помнить? — как-то необычно усмехнулся в трубку Кирилл Маремьянович. — Ты его видел не позднее чем вчера.

   — Конечно, — согласился я.

   — Ну да. Это так. Дело в том, что он попал в автомобильную катастрофу. Его сшибла встречная машина.

   — Да-а? — удивился я.

   — Да, — подтвердил мой друг. — Тут удивляться нечему, в Москве ежедневно десятки, вернее, сотни катастроф. Но эта особенно неприятная.

   — А что с ним?

   — В больнице, в Склифосовского.

   — Для него что-то нужно сделать?

   — Думаю, что уже поздно, — вздохнул мой друг, — он в реанимации. И сколько это продлится, трудно сказать.

   — И что же теперь делать?

   — Что можно теперь делать? Мы ничего не можем сделать. Единственное разве из всего возможного... — мой собеседник на другом конце провода замолк, и слышно было, как он размеренно дышит, — единственное, что нам доступно, это проявить некоторое благоразумие и добропорядочность по отношению друг к другу...

   — Что вы имеете в виду?

   — Многое имею я в виду, — сказал мой друг со вздохом, — нам надо бы встретиться.

   — Когда?

   — Да хоть сейчас.

   — Сейчас я не могу.

   — А когда ты можешь?

   — У меня уже взят билет, и я с часу на час уезжаю в командировку. За мной должны заехать. Напарник заедет. Мы вылетаем самолётом.

   — А когда ты вернёшься?

   — Точно к следующему воскресенью. К очередному нашему заседанию.

   — Я хотел бы встретиться до заседания этого так называехмого, — задумчиво сказал Кирилл Маремьянович — до заседания...

   — Не в состоянии, — вздохнул я.

   — А когда ты прилетаешь назад?

   — Рано утром. По расписанию в шесть утра по Москве, как ты понимаешь.

   — Конечно, по Москве, — согласился мой друг, — хотя, как ты видишь сам, уже не первую сотню лет обращаемся с ней по-варварски.

   — Хуже, Кирилл Маремьянович.

   — Да, хуже, — согласился он. — Ну ладно. Давай договоримся так: ты прилетаешь — и ко мне как можно скорее.

   — Хорошо, — согласился я, — возьму такси.

   — Да. Это очень важно сейчас. А пока до встречи. Храни тебя Бог да друга твоего.

Кирилл Маремьянович положил трубку, и быстренькие, такие равнодушно бегущие куда-то послышались в трубке гудки.

МАНЕВРИРОВАНИЯ

1

Самолёт мой обратный вылетел с большим опозданием и прибыл в Москву соответственно. Выйдя из аэровокзала, я увидел огромную очередь на такси. И на случайные машины тоже была давка. Шофёры заламывали немыслимые цены. Я выхватил машину и попросил шофёра гнать в Москву как можно быстрее.

   — К сожалению, ты очень опоздал, — сказал мне с укоризной Кирилл Маремьянович.

   — Самолёт подвёл, — пожал я виновато плечами, — вернее, Аэрофлот.

   — Как всегда, — грустно согласился Кирилл Маремьянович, — у нас всегда кто-нибудь виноват.

   — Что-то терпит крушение? — встревожился я.

   — Не совсем, — вздохнул мой старый друг, — но ваш товарищ уже взял слово.

   — Это и хорошо, — обрадовался я.