Дело генерала Раевского

   — Абсолютно верно, — согласился Кирилл Маремьянович.

Налил он себе полстакана, выпил одним глотком, занюхал куском чёрного хлеба, помолчал и сказал:

   — Итак. Мефодий Эммануилович погиб в автомобильной катастрофе.

   — Погиб или убит? — спросил Олег.

   — Убит, — ответил Кирилл Маремьянович без интонации какой бы то ни было.

   — Как? — спросил я.

   — Столкнулся на шоссе с легковой машиной. Обстоятельства выясняются.

   — Собрание наше почему-то не отреагировало, — заметил я.

   — Никак, — подтвердил Кирилл Маремьянович.

Олег молчал.

   — Это что-нибудь значит? — спросил я.

   — Да, — ответил Кирилл Маремьянович.

   — А что именно? — Я посмотрел на лысое темя склонённой головы Кирилла Маремьяновича.

   — Вот для этого я и хочу поговорить с вами, — Кирилл Маремьянович грустно и как-то виновато посмотрел на нас обоих. — Но, чтобы вам всё было ясно, я должен начать издали, как говорится, излить душу. — Кирилл Маремьянович поднял голову и посмотрел мне в глаза: — Но поскольку твой товарищ...

   — Олег Николаевич, — вставил я.

   — Да, Олег Николаевич, — согласился невесело Кирилл Маремьянович, — поскольку он тоже попал в эту мышеловку, я считаю, что моя вина и перед ним есть. Исповедываться мне больше некому. Да и со мной трудно сказать, что и когда произойдёт. Со мной тоже любое может случиться. Он меня уже, как у них говорится, посадил под банку... Я родился здесь, в Москве, до Октябрьского переворота. Мой отец был пехотным офицером. Погиб в Добровольческой армии. Об этом никто не знает. Кроме, может быть, одного человека, которого вы знаете и которого зовут Евгений Петрович.

5

   — Жека, — поправил Олег.

   — Евгений Петрович, — повторил Кирилл Маремьянович.

   — Его зовут Жека, — сказал Олег.

   — Вы его знаете? — удивился Кирилл Маремьянович.

   — Знаю, — сказал Олег.

   — Давно? — спросил Кирилл Маремьянович.

   — Давно.

   — Тогда другое дело, — пожал плечами Кирилл Маремьянович. — Впрочем, дело не в этом.

   — И в этом, — сказал Олег.

   — Сам я боевой офицер, — начал Кирилл Маремьянович. — Прошёл войну. С первого дня до последнего. Дважды был ранен. В плен не попадал. После второго ранения меня направили преподавать в военное училище на Волге, в небольшой городок. Служил я, то есть преподавал там, благополучно. Пока не оказался на свадьбе моего товарища, тоже офицера. Всё было бы хорошо. Свадьба начиналась богато, по-военному. В основном были офицеры училища и так кое-кто. Предложен был первый тост. Тост был предложен за Сталина. И дёрнуло меня за язык. Я заметил, что на свадьбе первый тост всегда поднимают за жениха и невесту, потом за родителей, а уж после за людей самых почётных и любимых. Так и сделали. Через полгода меня вызывают в Москву, в Министерство обороны. Я обрадовался, так как подавал рапорт об отставке, хотелось мне работать по научной части. У меня два высших образования, которые я получил до зачисления в армию. Одно из них историческое. И хотя понимал я, что ни о какой исторической науке у нас не может быть и речи, меня привлекала возможность хотя бы для себя лично, для собственного интеллекта иметь доступ к литературе дореволюционной и зарубежной, да и в советских изданиях иногда что-то пробегало, проскальзывало.

Ехал я в Москву, будучи настроен бодро. При выходе из вагона там, на Павелецком вокзале, меня почему-то встретили два человека в кожаных пальто. «Вы такой-то такой-то?» — «Да». — «Мы вас и приехали встречать». И быстро пошли со мною, один справа, другой слева, задавая массу вопросов о погоде, здоровье начальника училища, о моем здоровье. Так мы прошли здание вокзала и вышли на площадь. Подошли к голубенькому «Москвичу», в котором тоже сидел человек в кожаном пальто — на месте шофёра, конечно. Он приветливо мне издали улыбнулся. Один из встречавших зашёл с левой стороны машины и сел. Второй открыл правую дверцу, дружеским жестом пригласил сесть, сам сел за мной. И на моих руках щёлкнули наручники.

Кирилл Маремьянович благодушно рассмеялся, так что на мгновение помолодел. И продолжал: