Дело Магнитского. Зачем начали новую холодную войну с Россией?

Было еще два подобных эмоциальных выпада в мой адрес - со стороны Зои Световой и Марии Бароновой. Баронова два раза выступала.

Сперва просто кричала и топала ногами. Потом успокоилась, даже извинилась, сказала, что погорячилась и теперь хочет спокойно сказать, почему она не принимает этот фильм. Но потом она опять не сдержалась, и разговор вновь перешел в перепалку.

Все это снималось на камеру нашей съемочной группой - и позже, успокоившись, немного отстранившись от этой горячей истории, я как бы со стороны наблюдал за реакцией организаторов фестиваля и работников кинотеатра. Они были в полном ошеломлении - им, видимо, нечасто приходилось быть свидетелями такой «корриды» после просмотра фильма. С хлопаньем дверями, с воплями, с вырыванием микрофона.

Это был как спонтанно возникший спектакль после кино, где были и яростные, и веселые сцены. Смех в зале вызвала реплика Световой с предложением применить фантазию в ответ на мое утверждение, что у нее нет доказательств, что к Магнитскому была вызвана «группа усиления» в количестве восьми человек. Она, конечно, считается авторитетом в правозащитной среде. Но тут излишняя пристрастность ее подвела. Видимо, привыкшая к тому, что с ней никто из собратьев-интеллигентов о деталях конкретных дел не спорит, Светова несколько раз просто растерялась, когда я ей при всех указывал на ошибки в ее выступлении.

Я предпочел бы, чтобы наш спор со Световой закончился в том кинозале. Ибо всего тремя днями позже я вынужден был обвинить ее во лжи. Как странно звучит: вынужден, - но именно так я и чувствовал. В кругу моих друзей Светова считается кристально честным человеком, она, мол, так много делает для улучшения участи заключенных... А тут солгала. Разве это возможно? Увы, возможно. По крайней мере у журналистов в демократическом обществе это называется ложью: манипулятивное перевирание цитаты, приписывание смысла, который цитируемый человек в слова не вкладывал. В нашем случае Светова вынесла такую цитату в заголовок.

«Андрей Некрасов: «На этот раз я не на стороне жертвы. Я на другой стороне».

Вот что написала от себя кристально честная Светова и что мне стало пачками, нескончаемой серией пощечин прилетать из интернета. В тот день, 30 июня, я еще раз вспомнил о статье, сравнивающей меня с нацистами и Брейвиком.

Слов, которые Светова мне приписала, я, конечно же, не говорил. Я не самоубийца. И никогда ничего подобного не мелькало даже в самых тайных уголках сознания. С точностью до наоборот - я, считая Магнитского жертвой и тюремной системы, и жадности Браудера, всегда ему посмертно сочувствовал. И это, я считаю, чувствуется в моем фильме. Я написал в блоге «Эха» ответ: «Имеет ли правозащитница Светова право на ложь?» Скольких он переубедил? И скольких навсегда убедило полное перевранных цитат интервью со мной, опубликованное Световой на сайте Ходорковского?

Подлетая в очередной раз к какой-то европейской столице, я вспомнил, как один из моих западных оппонентов предположил, что после этого фильма я смогу жить в России припеваючи. Мол, стада с промытыми мозгами уже расстелили красную дорожку герою, заклеймившему Магнитского. А то, что общество у нас расколото и лучшей его частью, с лучшими СМИ, престижем и, главное, моральным превосходством, считается как раз та, где господин Браудер вызывает гораздо больше доверия и симпатии, чем господин Путин, - невдомек западным специалистам по России.

Впрочем, правда и то, что я получил много теплых откликов и в социальных сетях, и в прессе после показа фильма в Москве. Очень лестно отзывались о моей работе коллеги с российских телеканалов. Конечно, надо уметь отделять искренние суждения от конъюнктурных. Я не смотрю российское ТВ. Дмитрия Киселева, называемого главным российским пропагандистом, видел от силы два-три раза. Но то, что видел, действительно следует назвать пропагандой. Сам стиль -эмоционально-взвинченный, с гипертрофированными образами и сравнениями, - конечно же, не имеет ничего общего с новостями и даже комментариями, к которым привык западный зритель. С другой стороны, я общался с российскими телевизионщиками еще во время попытки первого показа в Брюсселе - и я бы не сказал, что все эти молодые люди производили впечатление проплаченных, циничных, прожженных пропагандистов. Они мне показались искренними в своих суждениях. Если они говорят, например, что Запад часто несправедлив к России, они действительно так считают, а не просто отрабатывают свой гонорар. И коллеги, работающие в России, писали мне не по заказу. Я получал письма, полные уважения к моему труду, от людей, понимающих, что стоит за двумя часами телевизионного расследования столь необычной формы. Снятого без единой российской копейки, на чужой, что называется, территории.

Эпилог