Дело Магнитского. Зачем начали новую холодную войну с Россией?

Конечно, я не настолько наивный человек, к тому же не новичок в сложном мире кино, чтобы не понимать: меня так тепло принимают в Москве не только в силу художественных достоинств моего фильма. Во всем этом есть политическая подоплека. Я помнил, что между приглашением поучаствовать в документальной конкурсной программе и новым приглашением - касающимся спецпоказа - была некая длинная пауза. Я не знаю, кто в Москве посмотрел и обсуждал фильм в период этой таинственной паузы. Возможно, как говорилось в СССР во времена моей юности, его показали «кому надо». Не знаю, при каких обстоятельствах фильм посмотрел Михалков. Мне обо всем этом никто не докладывал.

Я потом слышал, что какое-то заявление делали Лавров и Чайка, которых потом - разумеется - упоминал Браудер. Лавров рассуждал о санкциях и сказал, что есть такой фильм, который ставит под сомнение обоснования санкций и «закона Магнитского». И не случайно, отметил министр иностранных дел, этот фильм запрещают на Западе.

Меня как-то спросил журналист одного из восточноевропейских изданий: «А что вы думаете по поводу того, что стали лицом официальных российских телеканалов?» Я не обдумывал заранее ответ, говорил спонтанно. Сказал:

- Я простой смертный. Снял фильм в сотрудничестве - техническом, творческом, даже политическом - с западными кинофондами и телекомпаниями, западными профессионалами. Они меня поддерживали на всем протяжении съемок - как в тот период, когда мы верили Браудеру, так и позже, когда я сомневался в его честности. Я написал невообразимое количество текстов, объявлений и писем, переводил документы и на разных языках объяснял своим коллегам причины, почему я стал считать версию Браудера мифом. И я убедил людей. И совершенно для меня неожиданно канал ARTE снимает с показа этот фильм. Ссылаясь на это, политики обвиняют меня во лжи. А телеканал отмалчивается, этих слов не подтверждая, но и не отрицая. И что должны думать люди в разных странах? Только то, что европейские демократические институты и политики правы, а какой-то русский выскочка, случайно в Европу затесавшийся, - все наврал.

А у меня нет возможности ответить на все эти обвинения, которые звучат в таком количестве источников, в таком масштабе. У меня бессонница и депрессия от этой несправедливости. И вот в этой ситуации ко мне подходят российские журналисты и предлагают рассказать, как все было. И я должен утереться от западных плевков и молчать? Или говорить - да, канал ARTE мой фильм запретил, но мне так и надо! И настаивать, что никакой цензуры на Западе нет, просто я вот все, видимо, перепутал, если не переврал, пойду переучиваться...

Но что бы я ни говорил, те, кто свято верит в превосходство и непогрешимость Запада, уверены, что я просто обманул своих коллег. И живущие в России оппоненты Кремля так и описывают эту историю. Пархоменко, например. Мол, я продал один сценарий, взял деньги, а снял и смонтировал совсем другое. В результате телеканал отказался от этого фильма и совершенно правильно сделал, объяснял Пархоменко на «Эхо Москвы». Это, конечно, абсолютное вранье. Но звучит по-своему правдоподобно. Если опять же автоматически исходить из того, что русский - жулик, а западный редактор и политик - последователен и честен.

Я не считаю нужным молчать. Да, я реагирую эмоционально. Но по сути я всего лишь рассказываю российским журналистам то, что знаю о деле. И так поступил бы любой на моем месте. Меня многие спрашивают: «Вы же были критиком российской власти? Вы остаетесь им?» Я говорю - да, во многом я критикую российские порядки и остаюсь сторонником прав человека. Однако в этой конкретной истории благородная идея прав человека используется в качестве алиби группой людей, которых поймали на уклонении от уплаты налогов. Более того, я считаю такую игру Браудера крайне вредной и для российской оппозиции, и для либеральной интеллигенции, и для тех, кто по-настоящему борется за права человека. Это дает лишние козыри российской пропаганде, которая указывает на нечистоплотное использование непроверенной информации в политической игре. В результате получается, что игра Браудера компрометирует позиции настоящих либералов в российском обществе. И я считаю, что это мнимое совпадение позиций надо всячески разрушать, снимать, дезавуировать, объяснять, что ложь Браудера не имеет ничего общего с правдой подлинных сторонников идеи о главенстве гражданских прав и свобод. Надо отделять браудеровский миф от идеалов либеральной интеллигенции. В этом я и вижу положительную функцию своей работы.

И мне показалось, что публика на Московском кинофестивале правильно поняла мой пафос. Зал, судя по аплодисментам, принял фильм очень тепло. Как было и в Осло, аплодировали также моим репликам во время обсуждения. Но были и грубые высказывания в мой адрес, и некрасивые сцены.

Борщев и его спутница, направившись посреди дискуссии к выходу, адресовали мне несколько гневных фраз: «Стыд и позор!», «Лжец, и еще раз лжец!» Впрочем, кто-то ему в ответ кричал: «Это вам пусть будет стыдно за то, что вы подписали лживый доклад!»