Дело Мотапана

— А теперь, когда узнал, — порывисто спросил Альбер, — послушаешься свою тетку?

— Боже, как глупы влюбленные! — воскликнул Куртомер, смеясь. — Я лишь отдаю должное качествам мадемуазель Кальпренед, а ты уже вообразил, что я в нее влюбился! Лучше поговорим о деле. Мы решили предпринять рискованную вылазку. С чего начнем?

— Ты точно хочешь участвовать?

— Конечно! Мадемуазель Арлетт высказала весьма справедливую мысль, что два защитника лучше одного. Мы не знаем, с кем предстоит иметь дело, но ночной гость, если он существует, не сдастся без сопротивления. С тобой одним он справится.

— Почему? Ты думаешь, что я недостаточно храбр и силен?

— Альбер, друг мой, ты стал обидчив и придираешься к каждому слову. Я не оспариваю твоей силы, но признайся, ты ревнуешь и хочешь отличиться в глазах мадемуазель Кальпренед. Ну хорошо, я буду только помогать. Вот что я предлагаю. Ты войдешь в квартиру один — так и следует сделать, потому что ключ она отдала тебе, — проговорил Жак не без лукавства.

— Притом я знаю, где надо спрятаться, чтобы схватить этого негодяя, — добавил Дутрлез.

— Это правда! Я могу опрокинуть какую-нибудь мебель, разбудить весь дом и спугнуть дичь, на которую мы охотимся. Но я буду у тебя под рукой.

— Только не на лестнице!

— Можно подумать, что обитатели этого дома только и делают, что разгуливают по ночам! Кто может прийти? О Мотапане нечего и говорить. Если он ночью войдет к графу, мы схватим его на месте преступления. Бульруа, его жена и дочь в столь поздний час, я полагаю, спят.

— Если не выезжают. И ты забываешь о сыне, который рыщет по ночам. Если он встретится с тобой, на другой же день весь Париж обо всем узнает.

— Я не допущу сплетен! Лучше поищем другое место.

— Есть только один вариант. В этой комнате, на стуле у окна. Отсюда видно комнату Жюльена.

— Да, правда, — воскликнул Куртомер, — это прекрасный наблюдательный пост…

— Можно условиться, что, если ты мне понадобишься, я подам сигнал. Ничто не мешает мне открыть окно и позвать тебя… или даже разбить стекло, если потребуется.

— Очень хорошо. Я нескоро явлюсь, но все же добегу рано или поздно. Когда начнем осаду замка Мотапана?

— Сегодня в полночь.

— А если сегодня ничего не случится?

— Тогда продолжим завтра.

— И так до тех пор, пока не схватим негодяя. В другое время мне не хотелось бы каждую ночь стоять на вахте, но, с тех пор как у меня нет денег на игру, делать мне нечего. Итак, решено. Ты берешь меня в помощники?

— Охотно. И рассчитываю на то, что ты замолвишь своему брату словечко за Жюльена.

— Я уже говорил, что это бесполезно. Кстати, что ты сделал с опалом?

— С опалом? — недоуменно повторил Дутрлез.

— Да, — сказал Жак, — с тем, из ожерелья. Кажется, мы немного забыли о нем.

— Он здесь. Я его спрятал.

— Не лучше ли бросить его в Сену?

— Мне очень хотелось так сделать, но я подумал, что не имею на это права.

— В самом деле, ведь его владелец потребует вернуть ему камень. Удивительно, что он оставил его у тебя.

— А я теперь понимаю, почему он не сказал, что опал принадлежит ему. У него был план. Он хотел донести на Жюльена, но опасался меня. Он думал, что я постараюсь расстроить его планы, и поэтому притворился, будто думает, что ожерелье украдено у одного из его жильцов, и попросил меня сохранить камень.

— А ты исполнил эту просьбу, так что не можешь теперь не передать опал следователю и не рассказать ему историю, на которой основано обвинение молодого Кальпренеда. Этот Мотапан — прехитрый мошенник! Ты не видел его после вчерашнего?

— Нет, и не желаю видеть!

— Напрасно! Всегда полезно знать, что у врага на уме. Если бы я с ним встретился, то быстро бы выяснил, в чем дело. Прежде всего расспросил бы о том разбойнике, которого встретил вчера на Елисейских Полях. Любопытно, признался бы барон, что он друг такого негодяя? Надо бы рассказать брату, с кем знается этот домовладелец.

— Это было бы хорошо! Я часто думаю, что в прошлом Мотапан нарушал закон.

— Если он сам подбросил Жюльену ожерелье, наша сегодняшняя вылазка совершенно бесполезна, потому что он больше туда не пойдет. Но не думаю, что это был он.

— Ожерелье мог принести или он, или нанятый им человек.

— Да! В самом деле! Быть может, тот самый разбойник. Впрочем, нет, если ему верить, он только что приехал в Париж. Нет ли у Кальпренедов врагов в этом доме?

— Здесь их люблю только я. Разве ты забыл, что я тебе рассказывал?

— Нет! Я только помню, что все Бульруа завидуют графу де ля Кальпренеду.

— А консьерж, этот противный Маршфруа, преданный Мотапану душой и телом? Разве он обожает жильцов со второго этажа?

— Ты, кажется, говорил, что этот Маршфруа — франкмасон? Он должен уметь чрезвычайно искусно устраивать разные штуки. За ним надо понаблюдать… да и за всеми остальными тоже. Надеюсь, мы сможем многое выяснить.

— И доказать, что Жюльен де ля Кальпренед не вор, — сказал Альбер.