Дело о небрежной нимфе. Показания одноглазой свидетельницы. Дело о пленительном призраке

— Просто крошечное местечко, приютилась возле покатого берега. Она почти никому не известна. Ну вот, я шел на своем скифе вдоль линии отлива и очень внимательно смотрел, потому что только что перед тем вычистил пляж. И тут я заметил ту бутылку. Я взял ее, хорошенько рассмотрел и увидел, что она закупорена, а внутри лежит какая-то бумага, вроде как письмо, и сквозь стекло видно, что это почтовая бумага со штампом «Сейер-Белл».

Ну, тогда я отправился к яхтсменам, туда, где они стояли на якоре. Они, бывало, потешались надо мной. А некоторые меня жалели. Бедняги, если бы они только знали, как я их жалею. Трудятся без передышки, чтобы угнаться за экономикой рыбного промысла или за конкурентами по бизнесу, повесили себе не шеи этот жернов, а он крутится все быстрей и быстрей.

Ну, во всяком случае, я знаю многих яхтсменов. Я им продаю разные разности: наживку, крабов, иной раз какой-нибудь интересный экземпляр плавника, раковины и всякие такие штуки. Думаю, что я знаю столько яхтсменов, сколько их есть на побережье, а они все знают и любят меня.

Ну вот, я уже тогда хорошо прочистил пляж, поэтому сел на свою яхту и поплыл в Сан-Диего, нашел телефонную будку и позвонил Джорджу Олдеру. Рассказа)! ему, что нашел бутылку с каким-то письмом и что она, по-видимому, была выброшена за борт с его яхты. Сперва он не очень заинтересовался моим рассказом, но затем его стало разбирать любопытство, и он предложил мне принести ему эту бутылку, а он мне заплатит за беспокойство и потраченное время… Ну вот… так я и сделал.

— И что произошло дальше? — спросил Мейсон.

— Он при мне вынул из бутылки письмо, прочитал его, а потом дал мне пятьдесят долларов, спросил, прочитал ли я это письмо, а я ему сказал, что не мое дело читать чужие письма, и тогда он дал мне еще сто долларов.

Кадиц отвернулся и опять посмотрел на океан.

Мейсон подождал несколько секунд, но Кадиц не поворачивался, словно забыл о нем. Молчание становилось тягостным.

— Как лежала в воде бутылка? — спросил Мейсон, обращаясь к затылку Кадица.

— Вроде как наискосок, половина в песке, половина наружу, и наружная часть загрубела от песка, который на нее наносило ветром. Ну, вы ведь знаете, когда стекло постоянно покрывается песком, а потом ветер его сдувает, оно становится вроде как матовое.

— Значит, Олдер дал вам пятьдесят долларов?

— Совершенно верно.

— А потом, через некоторое время, еще сто?

— Ага… еще сотню.

— Олдер умер, — сказал Мейсон. — Вы теперь можете быть свободны от своих обязательств перед ним, Пит.

— Что вы имеете в виду?

— Я вот что имею в виду, Пит, — сказал Мейсон. — Если вы действительно нашли эту бутылку так, как вы рассказали, то вы положили ее в свою лодку, а затем, когда в следующий раз очутились возле яхт и увидели «Сейер-Белл», стоявшую на якоре, вы сели в ваш скиф, подгребли к нему и решили повидаться с Олдером, а в разговоре с ним упомянули мимоходом о найденной бутылке. Человек, который сбросил с себя оковы цивилизации, как это сделали вы, не станет затруднять себя телефонным звонком и сообщать, что он нашел бутылку, а…

Кадиц круто повернулся к Мейсону.

— Вы что же, считаете, что я лгу? — вызывающе спросил он.

Мейсон смерил его взглядом, отмахнулся от его воинственной напористости и с обезоруживающей улыбкой, добродушно сказал:

— Пит, вы не только лжете, но и делаете это ужасно плохо. Вы не умеете лгать!

Кадиц шагнул было к адвокату, потом вдруг гнев его мгновенно улетучился, воинственность как рукой сняло, и улыбка медленно расползлась по его лицу.

— О’кей, — сказал он, — говорите, я слушаю.

— Я догадываюсь, — сказал Мейсон, — что вы, Пит, прочли это письмо, узнали, что в нем написано, а после того как прочли, поняли, что Олдер заинтересуется им, поэтому и отнесли письмо ему. А Олдер, когда узнал, что вы прочли его, дал вам пятьдесят, а потом еще сто долларов и взял с вас обещание, что вы забудете про письмо в бутылке.

— Поговорите-поговорите, сэр, а я послушаю, — сказал Кадиц.

— А что бы вы сделали, если бы вам пришлось давать в суде свидетельские показания? — неожиданно спросил Мейсон.

— Ну и хитрый же вы адвокат! — с минуту подумав, ответил Кадиц. — Сейчас я вам ничего не скажу. Если я и договорился о чем-нибудь с Джорджем Олдером, то постараюсь оправдать его ожидания, но про показания в суде речь не шла. Если мне придется встать на место свидетеля, я — о, дьявольщина! — я скажу правду.

Мейсон вынул из кармана сложенную вчетверо бумагу.