Дело о разведенной кокетке. Норковая шубка, побитая молью. Смеющаяся горилла

— В признании Херши названа цифра в триста тысяч долларов, но это, конечно, мелочь по сравнению с тем, что они собирались сделать. Очевидно, уже какое-то время они были связаны с Германом. Тот предложил им деньги, если они смогут устроить так, что Бенджамин исчезнет с его пути и оставит ему все свое состояние. Если посмотреть внимательно, то они проделали все очень чисто. Они схватили Бенджамина Эддикса, повредили ему ногу, исцарапали ему лицо, а затем связали его и заткнули ему рот кляпом. Тогда в игру вступил Герман Эддикс, разыгравший роль своего брата. Это ему было нетрудно сделать, так как они были очень похожи. Идея была такой: пригласить в дом постороннего свидетеля, незнакомого лично с Бенджамином Эддиксом, который должен был потом заявить о своей с ним встрече. Это давало Херши и Феллону возможность приступить к дальнейшему осуществлению их плана. Очевидно, в качестве этого незаинтересованного свидетеля они собирались пригласить Джеймса Этна. Но случилось так, что я купил дневники Элен Кэдмус, оповестил о них газетчиков и, следовательно, вмешался в это дело. Херши и Феллон решили использовать меня вместо Джеймса Этна. При нашей встрече в «Стоунхендже» они разыграли все так, как будто Эддикс не доверяет Феллону, но полностью откровенен с Херши. Конечно, за время службы у Эддикса они научились подделывать его почерк. Затем все было устроено так, что Герман Барнауэлл в роли Эддикса пригласил в дом Джозефину Кэмптон. На это время Херши и Феллон приготовили себе железное алиби. К моменту, когда в «Стоунхендж» должна была прийти миссис Кэмптон, Бенджамина Эддикса так напоили, что он был без сознания. Его уложили в постель в верхней спальне. Тем временем Герман открыл клетки с обезьянами и надел на себя шкуру гориллы. Она была сделана очень искусно, единственным ее недостатком было неподвижное выражение глаз, которое заставило миссис Кэмптон думать, что она имела дело с загипнотизированной гориллой. Итак, миссис Кэмптон поднялась в спальню и увидела гориллу, заколовшую ножом Бенджамина Эддикса. Херши и Феллон правильно рассчитали, что миссис Кэмптон не устоит перед искушением взять чек, а подпись на нем была предварительно подделана. То, что я сумел доказать ошибочность утверждения Эддикса о краже кольца и часов, было для Херши и Феллона ударом. Но они решили* извлечь выгоду и из этого обстоятельства, включив его в завещание, которое приобретало благодаря этому достоверный вид. Но на этом все еще не кончилось. Когда я был в «Стоунхендже», туда пришел Сидней Хардвик для встречи с клиентом. Но Герман, переодетый Эддиксом, не мог с ним встретиться и отговорился усталостью, хотя перед этим он принял меня, человека совершенно постороннего. Хардвик ведь прекрасно знал своего клиента и сразу бы обнаружил обман. Именно поэтому были уволены все слуги в доме и персонал, занимавшийся обезьянами.

Дрейк спросил:

— Значит, Джозефина Кэмптбн говорила правду?

— Да, во всем, кроме чека. Это она пыталась скрыть. Конечно, как только она взяла его, она попалась. Или его нашли бы у нее, или она получила бы по нему деньги, и это осталось бы в банковских документах. Если бы история с гориллой, убившей Эддикса, сошла с рук благополучно, то все было бы нормально. Если бы события складывались неблагоприятно, тогда Джозефину Кэмптон могли обвинить в убийстве. Тогда на сцену выступил бы чек, и миссис Кэмптон оказалась бы в тюрьме.

— Ну что ж, — согласился Дрейк, — это был сложный план. Но как ты понимаешь, Перри, обстоятельства жизни Эддикса, его эксперимент с обезьянами? Как ты объяснишь все это?

— Он убил человека в Австралии, — сказал Мейсон. — Тут нужно будет многое проверить, но, очевидно, рассказ Германа об этом, в общем, соответствует действительности. Бенджамин Эддикс, он же Барнауэлл, по-видимому, пытался успокоить свою совесть и уверял себя, что совершил это убийство под гипнозом. Наверно, он был немного тронутым на этой почве.

— Но как тебе удалось подобрать ключ ко всему этому делу? — спросил Дрейк.

— Фактически, Пол, — ответил Мейсон, — я должен был почуять неладное довольно скоро.

— Каким образом?

— Я приехал в «Стоунхендж» повидаться с Бенджамином Эддиксом. Я увидел мужчину, представившегося как Эддикс. Но мне так и не удалось рассмотреть его лица. На глазах у него были черные очки. Лицо закрывала повязка. Я, конечно, разговаривал с Германом, а не с Эддиксом. Тот уже давно приехал сюда, оставив сообщнику в Австралии телеграмму, которую тот должен был отправить Хардвику. Все это было частью хитро задуманного плана. Герман был похож на Бенджамина, которого я к тому же никогда не видел. Но в одном они просчитались.

— В чем?