Дело Рихарда Зорге

Вукелич ответил согласием, однако признался, что его истинным желанием было бы поехать в Москву, чтобы там изучать марксизм. Его заверили, что вполне может статься, что в один прекрасный день его желание будет удовлетворено.

По указанию «Ольги» он вскоре встретился еще с одним товарищем — человеком лет тридцати, евреем, юж-ноевропейцем, возможно, родом из Венгрии. Было ясно, что именно этот человек передал Вукеличу подробности его отъезда и он же сообщил, что югославу следует снять квартиру в районе Бунка в Токио, где он встретится со связником, который и даст ему дальнейшие указания.

После нескольких месяцев ожидания срок отплытия был назначен через шесть недель, то есть времени едва ли хватило бы на то, чтобы найти подходящую «крышу». Однако Вукелич узнал, что французский иллюстрированный еженедельник «Вю» планирует выпустить специальный номер, посвященный Дальнему Востоку[57].

Вукелич посетил редакцию журнала и договорился о назначении его корреспондентом, поскольку был неплохим фотографом. Одновременно с помощью экспресс-почты он обменялся письмами с югославской газетой «Политика», предложив ей себя в качестве специального корреспондента. Он не был полным новичком в газетном деле, поскольку уже успел опубликовать несколько статей.

Об отъезде Вукелича в Японию знала, несомненно, его мать. Во время их последней встречи в Париже, он сказал ей: «Здесь нет ничего опасного. Ты же знаешь, что эта страна всегда влекла меня».

Семья отплыла из Марселя 30 декабря 1932 года на итальянском корабле. Это было долгое плавание — через Суэц и Сингапур. Пока они находились в пути, Зорге как раз вернулся из Китая в Москву. Не ранее 11 февраля Вукелич сошел на берег в Йокохаме. Так случилось, что это был японский народный праздник Кигенсетсу, когда традиционно отмечался день основания государства императором Дзимму в 600 году до новой эры.

Почти сразу Вукелич обнаружил, что ему будет весьма трудно свести концы с концами. Друзья «Ольги» перед отплытием из Франции снабдили его 1800 иенами, и Вукелич посчитал, что эту сумму ему придется «растянуть» на шесть месяцев, однако уже в Японии понял, что супружеской паре, живущей в «Империал-отеле», требуется не менее десяти иен в день. Квартира в районе Бунка обходилась, конечно, дешевле, и триста иен в месяц поэтому казались подходящей суммой. Однако он быстро понял, что его расчеты неверны, ибо основывались на устаревшей информации.

«Все это оказалось потрясающей неудачей, почти провалом, и позднее мне пришлось столкнуться с большими трудностями.

Десяти иен в день на квартиру и еду хватало супружеской паре десять лет назад, а в 1933 году, когда мы приехали в Японию, женатая пара европейцев тратила более десяти иен в день, даже снимая квартиру в районе Бунка. Более того, эти десять иен в день заставляли европейцев ограничивать себя во многом — в осмотре достопримечательностей, например. Десять иен в день не позволяли потратить хотя бы одну иену на подобные цели».

Многие японцы считали в то время район Бунка — наряду с «Империал-отелем» — отвечающим последнему слову европейской роскоши и целесообразности. (Бунка по-японски означает «культура»). Однако район этот вернее было бы описать как провинциальный стандарт комфорта и вкуса, соответствующий концу викторианской эпохи. Дома выходили окнами на оживленную дорогу, а также на глубокий, довольно мрачного вида канал Окано-мизу, что переводится как «превосходная чайная вода», и очень оживленную электрическую железную дорогу, по которой в течение всего дня каждые несколько минут с грохотом проносились поезда.

Оказаться заточенным здесь, да еще в стесненных материальных обстоятельствах, стало тяжким испытанием и для мужа, и для жены. Эдит Вукелич, судя по всем отзывам о ней, не отличалась бережливостью.

Вукелич понял, что ему придется ждать до августа визита «Шмидта» — человека, который должен будет дать ему дальнейшие инструкции и указания в Японии. По крайней мере, такой вывод можно сделать из высказывания Вукелича в его признании. «Шмидт» же (Зорге) вышел на контакт с ним лишь в октябре.

Возникает вопрос, почему семья Вукелича была сорвана с места задолго до прибытия Зорге в Японию. Ни «Бернгард», радист, ни четвертый член группы — японец из Америки не появились в Токио до самой осени. Так почему же Вукелич отправился в неблизкий путь так рано?

Вполне возможно, что он хотел выехать сразу же, как только был решен вопрос с его местом назначения. Однако это не следует из его поздних показаний японским следователям. Более вероятным представляется, что у тех, кто организовал переезд, были причины отправить Вукелича и его жену как можно скорее, не откладывая дело в долгий ящик.