Дельцы.Том I. Книги I-III

Все это Лиза выболтала, снимая свои школьные аппараты и цѣлуя мимоходомъ мать.

Гимназистикъ очень смѣло снялъ пальто и, кэпи положилъ свои книжки на стулъ и бойко осмотрѣгся. Лицо у него было крупное съ красивыми сѣрыми глазами и серьезностью въ выраженіи рта. Очень курчавые черные волосы были плотно подстрижены. Опрятный сюр-тучекъ сидѣлъ ловко.

Съ Надеждой Сергѣевной онъ раскланялся, какъ большой, и протянулъ ей руку, проговоривши:

— Имѣю честь кланяться.

— Гдѣ-же это вы познакомились? — спросила Надежда Сергѣевна Лизу, переходя изъ передней въ первую комнату.

— Мы ужь больше недѣли знакомъ. Мы съ нимъ сошлись въ нашихъ… principes.

Эту фразу услыхалъ Борщовъ и съ любопытствомъ взглянулъ на входящихъ дѣтей.

— Вотъ моя дочь, — обратилась къ нему Надежда Сергѣевна: — очень ужь бойкая особа.

— Вы господинъ Борщовъ? — спросила Лиза, близко подходя къ Павлу Михайловичу и протягивая ему руку.

— А вы какъ меня знаете? — усмѣхнулся Борщовъ.

— Я васъ знай. Я знай, кто вы. Вы очень добрый и навѣрное привезли хорошій отвѣтъ для мамы. Вотъ это тоже очень хорошій гимназистъ. Я вамъ его рекомендуй; только у него очень смѣшная фамилія, но онъ не обижается. Саша, я тебя рекомендуй господину Борщову. Онъ нашъ новый другъ.

Саша Чернокопытовъ и съ Борщовымъ такъ-же раскланялся, какъ и съ Надеждой Сергѣевной, и протянулъ ему руку.

Эта пара такъ заинтересовала Борщова, что онъ, сбиравшійся уходить, самъ вступилъ съ ними въ бесѣду.

— Вѣдь правда, — сказала Лиза, глядя ему прямо въ глаза: — вы привезли мамѣ хорошій отвѣтъ?

— Лиза, — остановила Надежда Сергѣевна: — какъ-же можно такъ?..

— Отчего-же не можно? Я вижу, у тебя лицо совсѣмъ другое стало; стало быть, отвѣтъ хорошъ.

— И вы меня за это будете любить? — спросилъ Борщовъ, беря ее за руку.

— Буду. Мы устроимъ такую… coopération. Вотъ Чернокопытовъ хочетъ переводить, но я ему сказалъ, чтобы онъ подождалъ. Ариѳметику онъ знаетъ лучше меня, а по-англійски совсѣмъ не знайтъ, по-французски такъ смѣшно произноситъ. Ты, Саша, пожайста, не обижайся.

— Какая она у васъ! — сказалъ Борщовъ Надеждѣ Сергѣевнѣ, видимо любуясь Лизой. — Который-же ей годъ?

— Угадайте.

— Пятнадцать.

— Ха, ха, ха! — разразилась Лиза. — Слышишь, Саша, мнѣ даютъ пятнадцать лѣтъ, а ты еще мальчуганъ, и никто тебѣ не скажетъ, что ты старъ больше двѣнадцати лѣтъ.

Павлу Михайловичу такъ полюбилась Лиза, что онъ съ удовольствіемъ остался-бы часокъ-другой еще. Она, будто угадывая его желаніе, взяла его за обѣ руки и заговорила, закинувъ голову назадъ и выставляя свои два зуба:

— Вы мнѣ очень понравлись. Мы будемъ друзья. Только вы останьтесь обѣдать. Мама будетъ церемониться, а я вамъ скажу, что обѣдъ маленькій и мы вамъ не дадимъ… des truffés, потому что у насъ ихъ нѣтъ, а все-таки останьтесь и намъ будетъ очень весело. Вотъ и Саша останется. Онъ дорогой съѣлъ двѣ булки и я ему не позволю много ѣсть. А моего семинаристика нынче нѣтъ?

— Это какого-же? — спросилъ Борщовъ.

— Тотъ, кто былъ у васъ, Бенескриптовъ. Онъ тоже церемонится, говоритъ, что не хочетъ насъ объѣдать; а я ужь ему толковалъ, что рабочіе не смѣйтъ между собой… какъ-бы это сказать…

— Считаться, — подсказалъ очень серьезно гимназистикъ.

— Ну да, считаться, — повторила Лиза. — Мама! пора обѣдать. Вы, — обратилась она опять къ Борщову: — будьте нашъ другъ. Пожалста, безъ церемоній.

Она начала накрывать столъ и заставила помогать себѣ гимназистика.

Надежда Сергѣевна сѣла въ сторонкѣ съ Борщовымъ. Онъ продолжалъ смотрѣть на Лизу и нѣсколько разъ повторилъ:

— Вотъ такъ новый человѣкъ!

— Лиза моя, — начала Надежда Сергѣевна: — международный ребенокъ.

— Именно международный. А не боитесь вы, что здѣсь она скоро потеряетъ то, что въ ней такъ мило?

— Ей надо будетъ обрусѣть. Оставаться совершенно такою неудобно.

— Почему-же? — спросилъ Борщовъ.

— Да она и не будетъ такой, когда совсѣмъ подрастетъ.

— Вѣроятно, она, — спросилъ Борщовъ: — росла все съ большими?

— Да. У ней всегда были подруги: она скоро сходится и съдѣвочками, и съ мальчиками; но съ большими она начала очень рано болтать. Здѣсь ей пока не особенно ловко. Привыкнетъ…

Лиза пригласила садиться за столъ. Гимназистикъ оглядывалъ всѣхъ все тѣмъ-же серьезнымъ взглядомъ и супъ ѣлъ основательно, точно взапуски съ Лизой.

— Видите-лп, — сказалъ Борщовъ Надеждѣ Сергѣевнѣ, указывая на нихъ обоихъ: — какая огромная разница между нынѣшними дѣтьми и нами, когда мы еще были ребятами. Насъ супъ ничѣмъ нельзя было заставить ѣсть, а эти вонъ какъ уписываютъ.

— Зачѣмъ ты ѣшь хлѣбъ? — спросила Лиза, обращаясь къ своему пріятелю. — Это не надобно.

— Какъ-же не надобно? — откликнулся гимназистъ.

— Такъ, въ Эропъ не ѣдятъ.

— То Европа, а то Россія.

— Вѣдь въ супъ положили хлѣбъ, — растолковывала

Лиза. — Это французскій супъ. Его ѣдятъ безъ хлѣбъ.

— А мнѣ всегда говорятъ: ѣшь съ хлѣбомъ.

— Это не такъ. Надо много ѣсть послѣ-супъ, а въ Россіи совсѣмъ не трогаютъ хлѣбъ.

Борщовъ слушалъ этотъ гигіеническій разговоръ и переглядывался съ Надеждой Сергѣевной.

— А ты знаешь, что? — спросилъ гимназистъ.

— Что?

— Теперь можно конину ѣсть.