Дельцы.Том I. Книги I-III

— Что такой конина? — изумленно выговорила Лиза.

— Какъ-же ты не понимаешь: лошадиное мясо.

— Что-жь такой? Вездѣ ѣдятъ. Въ Парижѣ всѣ ouvriers.

— А ты ѣла-ли?

— Меня папа водилъ.

— И ты ѣла?

— Намъ давалъ котлетъ.

— И ты это не выдумываешь?

— Я лгать не умѣй, — отвѣтила строго Лиза.

Гимназистъ взглянулъ на нее искоса и немножко покраснѣлъ.

— Ну, я тебѣ вѣрю, — солидно выговорилъ онъ.

— Въ Парижѣ всѣ ѣдятъ, а здѣсь запрещается.

— Ха, ха, ха! — разразилась Лиза: — кто-жѳ можетъ запретить?

— Запрещается. А мы все-таки будемъ ѣсть…

— Кто? — спросила Лиза.

— Да вотъ я съ товарищами.

— Развѣ это такъ вкусно? — вмѣшался въ разговоръ Борщовъ.

— Говорятъ, что вкусно, — отвѣтилъ гимназистъ. — Мы согласились, чтобы пріучать себя.

— Пріучать? — переспросила Лиза.

— Ну, да. Мы всѣ въ студенты хотимъ идти, когда кончимъ курсъ.

— А вы въ какомъ классѣ? — освѣдомился Борщовъ.

— Въ третьемъ.

— А тебѣ зачѣмъ-же ѣсть лошадь, чтобы попасть въ студенты? — разсмѣялась Лиза.

— Вотъ ты все знаешь, а объ этомъ пе можешь догадаться.

— Нѣтъ, не могу, — протянула Лиза.

— Говорятъ тебѣ, мы всѣ въ студенты пойдемъ и будемъ своимъ трудомъ жить. Отъ родителей ничѣмъ не хотимъ пользоваться. А жить дорого.

— Ты знайшь? — спросила Лиза.

— Какъ-же не знать. Говядины фунтъ, хорошей, тридцать копѣекъ и дороже. Студентамъ нельзя ѣсть такой говядины. Мы будемъ кормиться дешевле.

— Ѣсть лошадь? — откликнулась Лиза.

— Да, конину будемъ ѣсть.

— Вотъ онъ какой, — отрекомендовала Лиза своего гимназиста, потрепавъ его по плечу.

И Надежда Сергѣевна, слушая разговоръ новыхъ дѣтей, повеселѣла, а для Борщова былъ настоящій праздникъ.

Къ концу обѣда онъ уже чувствовалъ себя совершенно въ своей семьѣ. Съ Лизой и ея пріятелемъ онъ вступилъ въ самые интимные разговоры. Онъ пригласилъ ихъ къ себѣ въ гости и обѣщался отправиться съ ними въ воскресенье за городъ.

Послѣ обѣда Лиза шепнула на ушко Борщову.

— Мама не захочетъ при васъ въ кровать, а ей нужно.

— Надежда Сергѣевна, — сказалъ Борщовъ — вашъ Лизокъ выдалъ васъ. Извольте безъ всякой церемоніи лечь отдохнуть, а мы будемъ продолжать бесѣду, если только моимъ друзьямъ не нужно готовить уроковъ.

— Завтра воскресенье, — проговорилъ гимназистъ.

— Мы будемъ говорить и читать, — добавила Лиза. Раздался звонокъ.

— Это мой семинаристъ! — вскрикнула она и бросилась въ переднюю.

И въ самомъ дѣлѣ это былъ Бенескриптовъ. Ѳедоръ Дмитріевичъ вошелъ торопливо, еле поздоровался съ Лизой и, подавая руку Надеждѣ Сергѣевнѣ, проговорилъ:

— Дѣла!

Увидѣвши Борщова, онъ улыбнулся во весь ротъ.

— А я у васъ былъ сейчасъ, чтобы узнать…

— Не волнуйтесь такъ, Ѳедоръ Дмитріевичъ, — сказала ему Надежда Сергѣевна: — мнѣ сдѣлано такое предложеніе… лучше я и не мечтала.

— Ой-ли? — вскричалъ Бенескриптовъ.

— Да, семинаристикъ мой прекрасный, — вмѣшалась Лиза: — этотъ господинъ теперь нашъ другъ, Онъ отыскалъ мамѣ чудесный работъ. Я все это вамъ разскажу потомъ; а теперь вы меня оставьте въ покоѣ. Я урокъ брать не буду, у меня гости, и мы вотъ всѣ трое хотимъ говорить и читать.

— Стало быть, дружескій союзъ заключенъ? — спросилъ Бенескриптовъ, глядя на Борщова и на ребятъ. — А этотъ молодой человѣкъ откуда? — спросилъ онъ, укалывая на гимназиста.

— Это мой пріятель, — откликнулась Лиза: — я его сама нашла. Онъ очень гордъ, что онъ гимназистъ, а мы съ вами сдѣлаемъ ему examen.

— Какъ я радъ, — заговорилъ Бенескриптовъ, глядя въ одно и то же время на Надежду Сергѣевну и на Бор-щова: — что вы теперь хорошо знакомы. Люди вы подходящіе, я это сейчасъ распозналъ. И вотъ такъ кстати случилось, что Павелъ Михайловичъ здѣсь; а я прибѣжалъ сообщить одно обстоятельство…

Бенескриптовъ остановился и поглядѣлъ на дѣтей.

— Лизокъ, — окликнулъ онъ: — вы-бы начали свое чтеніе.

— Начнешь… Вы что-же насъ гонитъ? Вы не хо-ить, чтобы маленькіе слушали разговоръ большихъ? Это мнѣ не нравится. Вы имѣйте des préjugés [4]. Это не хорошо. Мы идемъ. Саша, пойдемъ ко мнѣ въ комнату, я тебѣ буду читать книжку «Самопомощь». Ты слышалъ?

— Слышалъ, — отвѣтилъ гимназистъ.

И пара удалилась.

— Присядьте-ка, Надежда Сергѣевна, — приглашалъ Бенескриптовъ: — и вы, Павелъ Михайловичъ. Я прибѣжалъ къ вамъ точно угорѣлый. Вотъ какое дѣло. Надо мнѣ было съѣздить въ Царское. На одинъ поѣздъ я опоздалъ и поѣхалъ по варшавской дорогѣ. А оттуда со станціи шелъ я вмѣстѣ съ однимъ господиномъ. Онъ тоже кого-то провожалъ, а извозчиковъ не случилось. Ну, по дорогѣ мы разговорились, тары-бары; я ему разсказалъ, что пріѣхалъ недавно изъ-за границы, и про прежнюю свою службу такъ немножко. Вижу — человѣкъ бойкій, и виду такого авантажнаго, однѣ бакенбарды чего стоитъ. Я, грѣшный человѣкъ, Надежда Сергѣевна, думаю себѣ: не можетъ-ли, дескать, оный баринъ пригодиться на счетъ литературной работы…

— Моей? — подсказала Надежда Сергѣевна.

— Ну, извѣстное дѣло. Я и начинаю ходить вокругъ да около. Какъ-де трудно нынче самымъ что ни на есть талантливымъ женщинамъ…

— Ѳедоръ Дмитріевичъ…. — остановила Надежда Сергѣевна.