Въ дверяхъ показался Саламатовъ въ вицъ-мундирѣ и при звѣздѣ. Онъ остановился, увидавши Карпова, и сейчасъ же измѣнилъ выраженіе лица: нижняя губа у него опустилась, и въ карихъ глазкахъ промелькнуло недоумѣніе.
— Здравствуйте, — кинула ему Авдотья Степановна, протягивая руку, которую Саламатовъ поцѣловалъ, съ трудомъ нагнувшись всѣмъ корпусомъ.
Авдотья Степановна перезнакомила пхъ.
— Алексѣй Николаевичъ, — сказала она, указывая рукой на Карпова: — закадычный другъ Петра Николаича.
— Какого Петра Николаича? — спросилъ Саламатовъ.
— Прядильникова!
— Вотъ какъ… Очень радъ-съ, — заговорилъ Саламатовъ. — Другъ вашъ — рѣдкій человѣкъ. Мы всѣ, сколько насъ пи есть, мизинца его не стоимъ. Онъ — олицетворенное безкорыстіе. И что мнѣ въ немъ особенно нравится, это его постоянный протестъ противъ здѣшняго чиновничьяго, мертвящаго режима. Я, какъ вы видите, тоже ношу вицъ-мундиръ, но въ душѣ я земецъ. Ужь такъ меня Господь Богъ уродилъ. И натура-то моя вылилась, какъ вамъ, конечно, замѣтно, въ такую форму. Что-жь дѣлать, надо барахтаться поневолѣ въ этомъ болотѣ, потому что здѣсь самая гога и магога, ну вотъ мы всѣ и должны орудовать въ этомъ центрѣ Чухляндіи. А не будь этого, я-бы двухъ дней здѣсь не выжилъ. Вашъ другъ стоитъ всегда за правое дѣло, и будь у насъ другіе порядки, онъ, конечно, занялъ бы весьма видное мѣсто въ ряду нашихъ дѣятелей…
— Вы куда это собрались? — спросила вдругъ Авдотья Степановна, перебивая Саламатова.
— Никуда не собрался; напротивъ, являюсь къ вамъ изъ нѣкотораго злачнаго мѣста, гдѣ мнѣ бываетъ всегда отмѣнно скучно.
— А, — протянула съ гримасой Авдотья Степановна.
Глаза ея обратились къ Карпову и спросили его: желаешь ты, чтобъ я выпроводила генерала?
Карповъ опредѣленнаго отвѣта на это ue далъ.
— Вы тоже получили техническое образованіе? — спросилъ Саламатовъ, наклоняясь въ сторону Карпова.
— КакоеІ — отозвалась Авдотья Степановна. — Онъ сочинитель. Да что это вы, господа, объ ученыхъ-то матеріяхъ начали толковать: тошно слушать. Вы, пожалуйста, Алексѣй Николаичъ, — продолжала она, указывая на Саламатова: — не больно вѣрьте тому, что его превосходительство изволилъ расписывать. Это все онъ такъ, для близиру. Онъ у меня совсѣмъ не такой…
Авдотья Степановна потрепала Саламатова рукой по плечу. Того немного покоробило. Карповъ смотрѣлъ съ недоумѣніемъ.
— Какъ-же это, для близиру? — спросилъ Саламатовъ не то обиженно, не то игривымъ тономъ.
— Да такъ-же, душа моя: вы полноте съ нами ломаться. Алексѣй Николаичъ — человѣкъ свой, и хотя въ дѣлахъ не находится, но Господь Богъ его разсудкомъ пе обдѣлилъ. Вотъ такихъ-бы молодыхъ людей надо было впередъ выдвигать, а ваша братія давно уже позапылилась.
Саламатовъ, нѣсколько кисло улыбаясь, взглядывалъ па Авдотью Степановну какъ-то съ боку и въ то-же время озирался на Карпова. Его все сильнѣе и сильнѣе коробило.
— Да, позапылились, — повторила Авдотья Степановна. — А вотъ этакіе молодые люди, какъ Алексѣи Николаичъ, вмѣсто того, чтобы вамъ ножку подставлять, тѣмъ занимаются, что стихи вслухъ читаютъ.
— Что-жь, хорошее занятіе, — проговорилъ усмѣхаясь Саламатовъ.
— Вы, разумѣется, будете похваливать. Вамъ этова руку. Вы вотъ такихъ молодыхъ людей, какъ Алексѣй Николаичъ, бѣгаете. А они почище будутъ всякихъ Воротилиныхъ, съ которыми вы, ваше превосходительство, пзволите предаваться разнымъ утѣхамъ.
«Что это она разыгралась», подумалъ Карповъ. Онъ почувствовалъ себя положительно неловко, хотя разговоръ начиналъ занимать его.
— Супруга ваша какъ изволитъ поживать? — спросила Авдотья Степановна, обращаясь къ Саламатову.
— Находится въ вожделѣнномъ здравіи, — отвѣтилъ Саламатовъ шутливымъ тономъ, подъ которымъ слышалось весьма явственное раздраженіе.
— Вотъ, Алексѣй Николаичъ, какой генералъ примѣрный мужъ, такъ просто умилительно глядѣть на него. Къ супругѣ своей чувствуетъ глубочайшій решпектъ, а вѣдь, кажется, могъ-бы взять и ростомъ, и дородствомъ. Если-бъ онъ меня чѣмъ-нибудь обидѣлъ, я-бы сейчасъ къ супружницѣ. И она-бы его превосходительство за вихоръ!
«Нѣтъ, баба что-то начинаетъ сильно дурить», подумалъ Карповъ и взялся за шляпу.
— Куда-же вы? — остановила его Авдотья Степановна.
— Утѣшать несчастнаго, — отвѣтилъ онъ улыбаясь.
— Полноте, посидите: его превосходительству нужно сейчасъ-же ѣхать по должности.
— Мнѣ никуда не нужно, — отозвался Саламатовъ.
Карповъ рѣшительно всталъ и подалъ руку Авдотьѣ Степановнѣ.
— Противный, — проговорила она, надувши губки. — Смотрите-же, завтра я васъ жду. Приходите обѣдать.
Карповъ молча поклонился. Саламатовъ слегка приподнялся на креслѣ, протянулъ ему руку и выговорилъ:
— Очень пріятно-съ.
По уходѣ Карпова вышла маленькая пауза. Авдотья Степановна потянулась и прищурила глаза. Саламатовъ громко вздохнулъ.
— Что-жь это такое? — спросилъ онъ, наконецъ, не безъ усилія.
— А что? — откликнулась она.
— Съ какой стати ты берешь со мною такой тонъ?
— Какой такой тонъ?
— Помилуй, матушка, ты меня при какомъ-то мальчишкѣ третируешь чортъ-знаетъ какъ.
Саламатовъ заколыхался въ креслѣ и тяжело задышалъ.
— Какъ я тебя третирую?