Мужчина вздыхает и возобновляет путь, но теперь мы оба молчим.
И как это понимать? Он хочет, чтобы я ему не «выкала»? Так почему не скажет об этом? Или я должна догадаться сама?
Черт! На склоне я ему «тыкала» – это правда. Но одно дело склон, где все равны, и совсем другое – реальная жизнь. А в реальности Курт не только старше, но вдобавок еще и мой опекун.
Кидаю косой взгляд вбок, где темнеют неясные силуэты кабинок подъемника.
– И все же, Курт, почему вы бросили спорт? – настаиваю я чисто из любопытства. – С вашей техникой и безбашенностью вы вполне могли участвовать в Олимпиаде.
Курт негромко смеется, затем на секунду останавливается, удобнее перехватывает оба борда и идет дальше.
– Потому, Эва, что Бет я любил сильнее, – договаривает он уже на ходу.
Все. Конец. Финиш. Приплыли. Припарковались.
Я зло закусываю губу. Молодец, Яблокова.
Эти покаталки были нужны для того, чтобы лаэрд не вспоминал о прошлом, не вспоминал о ней. Опять я все испортила!
А еще, помимо легкого раздражения на свой чересчур болтливый язык, я чувствую укол ревности. Может, это глупо, но я ревную Курта к его прошлому, к той любви, которая была у него там. Я ревную его к Элизабет, которой уже давно нет.
Глупо? Полностью согласна! Вот только сердце отказывается принимать доводы головы.
Мне очень хочется спросить, любит ли он до сих пор свою жену, но я молчу, потому что догадываюсь, каким будет ответ.
– Как тебе доска? – интересуется Курт.
Снаряжение лаэрд подобрал для меня сам, и надо признать, ботинки и сама доска были просто «ах!». В жизни не каталась на чем-то похожем.
– Супер! – не скрывая восторга, признаюсь я. – Спасибо огромное!
Набравшись смелости, забегаю немного вперед, останавливаюсь, загораживая мужчине путь, и задаю провокационный вопрос:
– Курт, почему ты решил, что меня надо менять? – слежу за его реакцией на «ты» и, облегченно выдохнув, продолжаю: – Я просто хочу сказать – все эти походы по магазинам, жизнь по расписанию и прочее… Ведь все это имеет какую-то определенную цель. Я что, так сильно не соответствую вашему обществу?
– Нашему обществу, – поправляет мужчина, – и да, ты совершенно не вписываешься, но дело не в этом…
Я хмурю брови.
– Эва, ты словно велосипед с десятью передачами, но ездишь только на первых двух, – с улыбкой говорит он. – Я не хочу тебя менять. Я только хочу показать, что ты можешь.
Повинуясь неожиданной внутренней необходимости, я порывисто обнимаю мужчину за талию, утыкаюсь носом в свитер и замираю.
Черт! Какой же он хороший. Самый-самый! А я его…
Глухой звук падающих в снег бордов – и руки Курта осторожно прижимают меня к себе. Подняв голову, встречаюсь взглядом с переменчивыми глазами мужчины.
– Я буду слушаться! – возбужденно обещаю ему. – Честно-пречестно! И вставать буду в семь, и спорить перестану, и вообще…
Он громко фыркает.
– Лучше не надо, – смеясь, просит он, крепче прижимая меня к своему крупному телу. – Иначе мне постоянно будет казаться, что ты что-то задумала.
– А… Ну, ладно! – легко соглашаюсь я, опускаю голову и утыкаюсь носом в грудь мужчины. – Тогда никакого расписания!
Курт смеется, легонько шлепает меня по попе и наклоняется за досками.
– Пошли, пока я не оголодал настолько, что начал рассматривать тебя как нечто съедобное, – шутливо сообщает он.
Я оглядываюсь на деревянный домик, до которого осталось не больше двадцати метров.
– А мне, кстати, нравится, когда ты кусаешься, – не подумав, говорю я и тут же снова слышу звук упавших в снег бордов.
По лицу Курта сложно понять, почему мои слова вызвали такую реакцию. Он поспешно наклоняется за бордами.
– И, кстати, к вопросу про «выканье», – внимательно наблюдаю за действиями лаэрда. – Курт, а сколько тебе лет?
Вроде бы простой вопрос ставит мужчину в тупик.
– Почти тридцать, – с неохотой произносит он, поглядывая на меня с какой-то опаской.
Почти тридцать?
Я окидываю мужчину придирчивым взглядом.
Всего-то тридцать, а я думала, что все сорок!
Вот как сильно, оказывается, старят человека строгие костюмы, угрюмая гримаса и предательство любимой женщины.
Хотя сейчас он – совсем другой. Растрепанный, вспотевший, в расстегнутой куртке… Такому от силы дашь двадцать пять, но никак не тридцать.
– Эва? – напряженно выдыхает мужчина, так, словно всерьез опасается, что я развернусь и с криком ужаса рвану куда подальше.
А я-то всерьез полагала, что только женщины комплексуют по поводу своего возраста.
– Старичок, тебе бы поберечься! – с притворной опаской качаю головой. – В твои-то годы надо не на борде гонять, а таблеточки у врача клянчить.
Курт наклоняется немного вперед.
– Издеваешься?
Я делаю возмущенный вид.
– Да ты что! – громко восклицаю. – Даже в мыслях не было! Кстати, давай я сама свой борд понесу, а то еще спина заклинит, придется тебя мазями растирать…
Лаэрд закатывает глаза к звездному небу, качает головой и, не говоря ни слова, идет по направлению к домику.
– Я серьезно, Курт! Меня еще в школе учили, что старичкам надо помогать! – прыгаю вокруг него, намереваясь отнять свою доску. – Через дорогу переводить, сумки носить… Если надо, дрова поколю – ты только скажи!