Пока люди спали в капсулах внутри мериканских пирамид под присмотром электрических глаз своих нянек, машины подрезали их, словно саженцы, сотнями лет тщательно следили за делением клеток и выбраковывали их. Люди больше не умирали. Победив войны, болезни и голод, машины одолели и саму смерть, но какой ценой? Я представил, как будто просыпаюсь от ниспосланного деймонами блаженного сна и вижу, что опухоли так разворотили мое тело, что кости переломались, руки и ноги отвалились, а внутренние органы полопались и были заменены механизмами, чтобы кровь не перестала поступать к моему плененному мозгу.
Меня охватил ужас, рука сама потянулась к клинку, чтобы разрубить пьедестал деймона, – но я сдержался. Мой ужас отразился на лицах Валки и Гибсона; остальные тоже перепугались, но не столь явно. Машины следовали заветам Фелсенбурга, но извратили их. Они принесли мир и спасли людей от всех зол.
Даже от смерти.
Где Гавриил?
– Оно безумно? – спросил я на пантайском, надеясь, что деймон не поймет.
– В маразме, – ответила Валка на том же языке.
Она приблизилась к постаменту, словно заметив что-то невидимое мне, и сказала:
– Без присмотра все органические компоненты, должно быть, сгнили.
Глаза Валки загорелись идеей, и она спросила, перейдя на классический английский, которым теперь владела в таком совершенстве, что все мои годы обучения казались пустой тратой времени.
– Горизонт, ты полностью в рабочем состоянии?
Запускаю диагностику.
Экраны вокруг нас заморгали, как глаза эпилептика. Я попытался распознать на них текст, но слова сменялись слишком стремительно. Вдобавок многих символов я вовсе не знал и предположил, что они были не из человеческого языка, а из неизвестного людям языка машин.
Процессы старения в первичной и вторичной неокорах.
Некроз восьмидесяти двух процентов органических соединений.
Необходимо немедленное лечение.
– Оно тяжело больно, – сказала Валка.
– Умирает, – констатировал я.
Валка подошла и, взявшись за края контрольной панели, спросила:
– Можешь обойти органические схемы?
Я был рад, что она со мной. Будучи тавросианкой, Валка понимала машины лучше, чем я когда-либо был способен. Наши приборы отличались от артефактов мерикани и были менее мощными, ведь даже в Демархии страх перед деймонами Золотого века все равно оставался силен. Но принципы их действия различались не настолько, чтобы познания Валки оказались бесполезны.
Горизонт ответила нежным женским голосом:
Перехожу в режим восстановления.
Экраны вновь потухли, прикинувшись выходящими на пещерную темницу окнами. Между постаментом и вогнутым черным потолком замерцали белые огни, и металлические руки сдвинулись.
– Черная Земля! – выругался Паллино, и я увидел, как они с солдатами прикрывают Гибсона и принца от возможного нападения.
Несколько рук двинулись по рельсам, остальные принялись сгибаться и шевелить пальцами, копируя движения человеческих рук. Я на миг вспомнил цепкие руки Братства. Могло оно отрастить их по подобию такого пульта?
Потолочные огни погасли, и мы остались в темноте; лишь на экранах вновь замелькали машинные иероглифы. На черной стеклянной поверхности постамента возникло изображение, яркое и прекрасное, словно сияющая туманность.
Женщина. Она была меньше любой взрослой женщины, ростом с девочку лет десяти, но обладала пропорциями взрослой. Изображение мерцало – механизмы, нарисовавшие ее лицо и тело, за время долгого простоя почти пришли в негодность. Ее обнаженный силуэт был белоснежен, как свежая бумага, без единого пятнышка и без деталей, если не считать лица и бледных вьющихся волос. Ее глаза сияли, как звезды, и, казалось, преследовали меня, куда бы я ни шагнул.
Мне стало понятно, как дочери Колумбии соблазняли древних царей! Передо мной было прекраснейшее и коварнейшее из всех существ, ангел света, яркий и прекрасный, но в то же время ужасный, как врата ада.
– Что ты сделала? – спросил я Валку на ее родном языке.
– Кажется, починила, – ответила ксенолог.
Горизонт обратила белые глаза к Валке и проговорила, не шевеля губами:
Это не Авалон.
Где мы?
Валка покосилась на меня. Я видел ее голову сквозь бледный силуэт деймона. В подсказках я не нуждался.
– А ты не знаешь? – спросил я на всякий случай.
И Братство, и ручной голем Кхарна Сагары, Юмэ, утверждали, что машины не способны лгать. Я подозревал, что они могли утаивать детали, но не был в этом уверен и потому решил допросить Горизонт, надеясь, что в ее случае это сработает.
Телеметрия судна повреждена.
Критические повреждения внешних кластеров.
– Она слепа, – заметила Валка на пантайском.
– Почему она голая? – произнес один солдат.
– Она не голая, – ответил Доран. – Просто тебе не видно. Смотри!
– Тише! – шикнул на них я.
Где мы?