Но спустя миг увидел и я.
Там, где оканчивался трап – а мост, по которому мы шли, оказался трапом, – что-то тускло сияло. Белый люк с черной каймой и маленьким иллюминатором посередине.
Когда мы приблизились, я смог различить написанное на корпусе имя и, остановившись рядом с Паллино, прочитал вслух:
– «Горизонт».
– Так это в самом деле корабль? – спросил сзади Александр, протискиваясь между телохранителями. – Мериканский?
– Похоже, – ответила Валка, заглядывая через поручни. – Здесь очень глубоко. Даже не скажу насколько. Вероятно, мы в самом центре комплекса.
Встав рядом с Паллино, я поднял светосферу как можно выше, чтобы подсветить люк и имя корабля.
– Можете открыть? – спросил Гибсон.
Старик пошел с нами, но держался в хвосте группы вместе с принцем.
Я провел рукой по гладкому фюзеляжу, как будто мог почувствовать весь тот багаж времени, который под ним хранился. Как реликвии, портреты, флаги и документы, это судно было более древним, чем мой человеческий разум мог оценить. Оно было древним еще во времена, когда Кхарн Сагара был юн.
Но люк подался под моими руками и со скрипом открылся наружу.
Глава 62
Бог-компьютер
Снаружи воздух был едким, а внутри – просто спертым. Свет наших светосфер падал на стерильно белые стены, серебристые панели и черное стекло. Все было неподвижно, даже пыль.
– Так тихо, – заметила Сиран.
– Не нравится мне это, – добавил Паллино.
К моему удивлению, палубы ракеты были выстроены подобно этажам башни. Я представлял, что они будут расположены вдоль корпуса, так что на носу можно будет стоять и смотреть вперед, как с парусного корабля или наших звездолетов. Такие вертикальные ракеты еще использовались, в основном для внутрисистемной доставки грузов, но я на них ни разу не летал. Дизайн был из доварпенных времен, до открытия поля Ройса, когда единственными способами создания искусственной гравитации на корабле были инерция и центробежная сила.
Гибсон, должно быть, думал о том же.
– Вне всякого сомнения, это субсветовой корабль, – сказал он. – Доварпенный.
– У мерикани ведь не было варп-технологии, – перебил Александр.
– Не было, – подтвердил Гибсон, постукивая тростью по палубе. – Этот корабль работал на постоянной тяге и достигал скорости, близкой к световой. Даже не думал, что когда-нибудь увижу такой! Можно добавить света?
Сиран протянула схоласту фонарь. Поднеся его почти к глазам, Гибсон с прищуром заглянул в иллюминатор, который был едва больше его кулака, пытаясь хоть что-нибудь разглядеть в темной шахте снаружи.
– Подумать только, что он сидел под библиотекой почти десять тысяч лет…
Александр в ужасе сделал знак солнечного диска, и его и без того бледное лицо совсем побелело и истончилось, как бумага.
– После стольких лет… Может здесь оказаться что-нибудь… живое? – спросил он.
– Зачем еще строить клетку Фарадея? – ответил я, протискиваясь мимо него к Валке и внутренней двери. Сделав паузу, я наклонился к Валке и произнес на нордейском: – Ты отключилась?
Я говорил об ее имплантах.
– Передатчик я и не включала, – ответила она на том же языке. – Все остальное отключила. Клянусь.
Я кивнул, но все равно решил, что ей лучше подождать за пределами щита Фарадея. Но не успел я об этом сказать, как вспомнил, что Братство на Воргоссосе общалось со мной мысленно. Если здесь до сих пор жил мериканский деймон, мы все подвергались одинаковому риску.
– Вам всем лучше вернуться, – заявил я. – Здесь небезопасно.
– Черта с два! – возразил Паллино. – Вернуться, а тебя оставить?
– Боишься заражения? – взяла меня за руку Валка.
Я кивнул:
– Боюсь одержимости. Помнишь, как со мной говорило Братство?
– Какое еще Братство? – хором спросили Паллино с Александром.
– Воргоссос, – ответил я, шагая через порог внутрь.
Этого хватило. Передо мной был овальный зал, занимавший все пространство внешнего корпуса. Корабль был невелик; сто, максимум сто пятьдесят футов в диаметре. Я мог лишь гадать, каков он в высоту. Наверх вела лестница, пронизывая палубу насквозь. Здесь было тесно, потолок был настолько низким, что мне не нужно было вытягивать руку, чтобы до него дотронуться. Да, в те времена люди были меньше.
На внутренней двери не было ни ручки, ни защелки, ни рычага. Она была выпуклой, из алюминия и белого пластика, в простом, даже примитивном стиле, который древние звали «постмодернистским» – как будто жили на закате истории, а не у ее скромных истоков.
– Эти двери когда-нибудь кончатся? – выругался я, хлопнув по панели ладонью.
Дверь отъехала в карман в стене. За ней зажегся холодный свет, явив нашим глазам помещение, где десять тысяч лет никто не ступал. Возможно, последним здесь побывал сам император Гавриил в компании схоластов и рыцарей-марсиан, проинспектировав «Горизонт» перед закрытием. Скорее всего, это был мостик. Стерильно белые стены, черные окна. Пожелтевшие резиновые прокладки и растрескавшаяся обивка из кожзаменителя. На стене – нарисованный мериканский флаг, красные и белые полосы, в стороны отходящие от белой звезды в синем круге.