День гнева. Повести

— Мы, петушок, не трогаем, а пьем, — успокоил его Коляша, долил себе понравившегося «Джим Бима», а Махову налил немаленький стакан мгновенно обнаруженного датского «Черри»: — С окончанием работы, подполковник.

— Ну, до настоящего окончания еще далеко, — Махов рассматривал черно-бордовый напиток на свет. — Но за завершение первого этапа, пожалуй.

Они чокнулись, не спеша для продления удовольствия, выпили и притихли в предощущении благотворного и праздничного воздействия.

— Долго будет продолжаться этот балаган?! — с визгом выкрикнул (не выдержали нервишки) партийный вождь Юрий Егорович.

Смирнов без намека на улыбку с нехорошей мутью во взоре посмотрел на него и дал ответ: — Сколько я захочу.

А Казарян добавил укоризненно:

— Не ожидал я от тебя такой бестактности, Юра, не ожидал!

У остальных нервы были покрепче: бесстрастно восседали в креслах, не глядели друг на друга, не реагировали на разговоры — сосредоточились, готовились. Ко всему.

Смирнов еще раз осмотрел их всех и подошел к стойке.

— Налей-ка мне полторашку, Николай.

— Водки? — зная вкусы старика, предложил Коляша.

— Нет, пожалуй, коньяка. Чего-то сердце сегодня жмет.

— Расширим сосуды! — обрадовался Коляша и налил требуемого от сердца.

Смирнов медленно влил в себя всю дозу, шумно выдохнул и с трудом взобрался на высокий табурет, чтобы чуть сверху видеть всех. И опять не выдержал коммунист, опять завизжал, как свинья:

— Я протестую! Мы во власти хулиганов и пьяниц!

Ладонью, но со всего размаха и в полную силу врезал Казарян по партийному личику. Юрий Егорович беззвучно завалился за стол.

— Не слишком ли круто? — посомневался от соседнего стола Витольд Германович. — Так и память отшибить можно.

— В самый раз, — не согласился Казарян, поднимая с пола и усаживая в кресло тряпичного Юрия Егоровича. Усадил, посочувствовал: — Давненько тебе рыло не чистили, Юра. Наверное, с тех самых титешных лет, когда ты председателем пионерского отряда стал. Другие времена, другие игры. Привыкай, родной.

Пригладил ладошкой коммунисту редкие волосы и тоже подошел к стойке, на ходу толстым пальцем указав на бутылку конька. Коляша налил, Казарян выпил. Чтобы покончить с этим делом, Смирнов спросил:

— Кто еще хочет выпить?

Сырцов хотел, но промолчал. Остальные отрицательно помотали головами — не хотели.

— Что ж, тогда начнем попытку приблизиться к смыслу всего происшедшего и происходящего. Коля, где Вадим?

— Рыжий-то? Они со Спиридоновым под видом подготовки к концерту какие-то фокусы с магнитофонами производят.

— Сходи за ними, будь добр, а?

— У меня пацаны на свежем воздухе, вмиг доставят, — пообещал Коляша и вышел. Смирнов еще раз осмотрел присутствующих и заметил:

— Каждый со своим войском. Витольд Германович, у вас парочка преданных агентов где-нибудь поблизости не найдется?

— К сожалению, нет, Александр Иванович.

— А у Юрия Егоровича?

Щека у Юрия Егоровича изрядно увеличилась. Нежно придерживая ее левой рукой, он гневно ответил:

— За мной сотни, тысячи, миллионы честных коммунистов!

В момент произнесения этой тирады в холл вошли Алик Спиридонов, рыжий Вадим и Коляша, нагруженные аппаратурой. Вошли и несколько опупели от услышанного. Первым пришел в себя рыжий Вадим и спросил якобы простодушно:

— Сегодня мы митинг писать будем?

Казарян аж хрюкнул от удовольствия, Махов хихикнул, а Коляша поощрительно похлопал Вадима по плечу. Остальным было не до юмора. Смирнов, позволив себе стремительно улыбнуться, приказал: — Все столы готовь, Вадик, чтобы ни словечка не пропало.

Вадик, отказавшись от помощи Спиридонова и Коляши, деятельно устанавливал магнитофоны. Казарян крикнул бессмысленно топтавшемуся на месте Спиридонову:

— Хиляй к нам, ассистент звукооператора!

Спиридонов покорно подошел, уселся и вдруг вскочил:

— А выпить на халяву?!

Как журналист-международник, хватанул «Джонни Уокера». Хотел было пристроиться в ряд к Махову, Сырцову, Коляше и Смирнову, но Александр строго распорядился:

— Бери бутылку, два стакана и не к Ромке, а к Витьке. Он в связи с добросовестным исполнением обязанностей, я думаю, сильно страдает от жажды. — Зная вкусы экс-зятя, Спиридонов помимо «Джонни Уокера» прихватил бутылку «Smirnoff» — самой чистой водки в мире.

Четверо у стойки смотрели на тех, кто за столами. Трое из четверых, не таясь, держали пистолеты наготове.

— Порядок, Александр Иванович, — доложил рыжий.

— Спасибо, Вадим, — поблагодарил Смирнов и приступил: — С кого начнем?

— Начнем с меня. Вернее, я начну, — оживленно выступил генерал-плейбой. Ватничек он уже скинул, встав, обнаружил — в хорошо подогнанной заказной униформе, в лихо сидящей набекрень каскетке — элегантную западноевропейскую стать: уверенность, свобода, нерусская раскрепощенность в движениях. — Вот милиционер сказал, что мои ребята, которые остались в живых, меня сдадут. Хорошие преданные мне ребята…

— Убийцы, — первый подал голос Кузьминский, перебивая.