извращенном и искаженном свете, будто она чертов шпион из другого клуба, а не
девушка, которая вела себя так, словно влюбилась в меня так же сильно, как и я в неё.
— Ты выразил свою точку зрения. Теперь заткнись и дай разобраться, что делать с
тем, что нам известно, — бросает Эдж Тазу. Затем он останавливает меня, хватает за
затылок и заставляет меня взглянуть на него. — Не собираюсь врать тебе, это выглядит
хреново, брат, но одно я знаю наверняка — одна сторона истории ещё ни о чем не
говорит. Иди к ней, и мы посмотрим, что она скажет.
Таз проводит тыльной стороной ладони по своему рту, размазывая кровь по руке.
Остальное он сплевывает на пол.
— Ты слишком сблизился с ней и не видишь её такой, какая она есть, — он жестом
указывает на Эджа. — В точности, как последняя киска, вокруг которой ты был обернут.
Та, которая отправила его гнить за решетку.
***
Вечеринка внизу поражает своим размахом, неистовый смех и рок-музыка следуют
за мной вверх по лестнице. Каждый звук гитарной струны и заразительный смех режут
мне слух, словно ногти, скребущие по стеклу.
Каждый напоминает мне о том, что мир, каким я его знаю, не изменился, только мой
взгляд на него.
309
Когда я добираюсь до второго этажа, мой взгляд мгновенно падает на стену, где
менее часа назад мы с Эмбер напали друг на друга. Мы оба лихорадочно и нетерпеливо
стремились к тому типу освобождения, которое мог дать лишь один другому. Как два
сексуальных маньяка, сорвавшихся с цепи.
Мой член оживает, когда я вспоминаю нестерпимую жажду похоти, в которой мы
оба забылись. Обжигающий поцелуй, опаляющий стены. Ее прерывистый вздох, когда я
проскользнул в неё кончиком члена, и то, как меня обволок её тугой жар, когда я
погрузился в неё на всю длину.
от Таза и Уиза, когда они пришли, чтобы забрать меня, и жить в неведении ещё час или
два.
Вместо этого я должен принять тот факт, что Эмбер, возможно, не та, кем кажется. Я
должен притащить её в церковь, будто она под следствием, где с ней будут обращаться
так, словно она виновна, до тех пор, пока она не докажет свою невиновность, а не
наоборот.
Быть может, я покажусь дураком, но я все ещё верю, что она та самая девушка,
которую я полюбил. Самоотверженная, добрая, искренняя и, плюс ко всему, невероятно
сильная. И я молюсь — хотя не молился несколько лет — что это все одно огромное
гребаное недоразумение. После того, как
грудью и поворачиваю дверную ручку.
В комнате темно, за исключением потока света, струящегося из ванной и
очерчивающего силуэт Эмбер, которая сидит на краю кровати. Увидев её там, только что
принявшую душ, одетую в мою футболку, мои боксеры, и не обутую, моя плоть
увеличивается в размере.
В этот момент я не хочу ничего больше, чем раздеть нас обоих, подтолкнуть её к
середине кровати и крепко обнять. Притвориться, что мне неизвестно откуда она пришла.
Я делаю к ней два шага, когда движение и красное свечение кончика зажженной
сигареты привлекает моё внимание к темному углу. Моим глазам требуется секунда,
чтобы определить человека, стоящего там. Сначала его жилет, затем его габариты и,
наконец, черты его лица. Когда я понимаю, кто передо мной стоит, я приосаниваюсь.
— Мав, — с удивлением в голосе произносит Эмбер и медленно поднимается на
ноги. Её глаза широко распахнуты от страха, она бросает взгляд себе за спину, на Смоука,
и начинает заламывать руки. — Он, э... Он знает мою мать. Он её старый приятель, мы...
мы просто разговаривали.
Её реакция отдаёт запахом вины. Ошеломленный, я открываю для себя реальность
того, что не замечал прежде.
Каждая унция веры в то, что Таз был неправ, рассеивается, словно туман, и мои
воспоминания начинают перекраиваться. Каждое из них теперь заражено и переписано в
соответствии с её истинными мотивами.
Почему, чёрт возьми, я не замечал этого раньше?
— Он ее старый приятель?
— Да.
— Старый приятель или бывший муж?
Ее глаза распахиваются ещё больше. Она посылает умоляющий взгляд Смоуку,
словно ищет помощи в том, как ответить, или разрешение что-либо ответить.
310
Меня поглощает тьма, которую я последние несколько дней пытался похоронить.
Превращает мою кровь в лёд. Устремившись вперёд, я запускаю руку в её волосы и
крепко хватаю её за них, чтобы повернуть её голову к себе и заставить посмотреть мне в
глаза.
— Нет, — рычу я. — Не смей смотреть на него. Я задал тебе вопрос, и, если, мать
твою, мне не изменяет память, ты была моей. Тогда какого хрена ты смотришь на него
так, будто спрашиваешь разрешения? Или есть что-то ещё, в чем ты должна мне
признаться?
Смоук шагает к нам.