Деревянная грамота

Ни слова не сказала Авдотьица о том, что конюхи - на то и конюхи, чтобы своих лошадок в сани закладывать. Тайное дело - оно тайное дело и есть.

Такого извозчика они нашли не сразу. Срядились ехать до Хамовников.

- Далеко же это мертвое тело залетело... - заметил Семейка. - Точно ли туда отвезли, или оттуда, может, дальше отправились?

- Я недолго обождала, еще бы пождала, да извозчик заругался, - сказала Авдотьица, умещаясь между двух мужиков поудобнее. - Ну, с Богом, что ли?

- Эй! Ги-и-ись!!! - взвизгнул извозчик. - Ги-и-ись!!!

Москвичи слишком хорошо знали этот крик, чтобы, заслышав, не топтаться посреди улицы, а сразу отскакивать к заборам. Летом еще не так опасно, улицы неровные, в колдобинах, не разгонишься, а зимой снег все неровности сгладит, и по нему, по накатанному, сани стрелой несутся. И все-то слово "берегись! " извозчик выкрикнуть не успевает, да и незачем, и так ясно...

- Ткачи-то тут как замешались? - сам себя спросил Семейка, когда у Никольской церкви сани остановились. - Неужели парнишка отсюда сбежал? И на ночь глядя - к Красной площади, к торгу?

Хамовники были одной из тех подмосковных слободок, жители которых подчинялись непосредственно государыне. Она самолично занималась их делами, беспокоилась о порядке на улицах, выслушивала челобитные. Ткачи же, имея от нее годовой оклад жалования, заготавливали полотняную казну. Своими руками трогала и перебирала государыня доставляемые полотна тонкие двойные гладкие и двойные полосатые, полотна посольские - такие, что шире не бывает, полотна грубые - так называемые тверские, браные скатерти, убрусы, утиральники, сама приказывала, что куда: иное для собственного употребления, иное для подарков, а что не слишком чисто сделано - на продажу. Были у нее среди ткачей любимцы и любимицы, и слобода этим гордилась.

То, что парнишка, по определению Авдотьицы, был не из нищего житья, вроде бы соответствовало его происхождению именно из Хамовников. Налогами ткачей облагали невысокими - правда, и переселяться в другие слободы не велели, и дочерей с сестрами на сторону выдавать - тоже.

- Ждать-то вас, или как? - спросил ямщик.

- Ты, молодец, лошадь у паперти привяжи, а сам ступай в церковь, погрейся да помолись, - присоветовал Семейка. - Мы тут неподалеку сходим, а коли не захотим сразу возвращаться, пришлем сказать.

- Дорога-то тебе уж оплачена, - добавила Авдотьица.

Данила только озирался - тут он был впервые.

= Пойдем, что ли? - спросил он. - Ты место точно помнишь?

- Как не помнить!

Авдотьица привела Данилу с Семейкой к крепкому забору, за которым явно было справное, богатое хозяйство.

- Сюда вот парнишечку привезли.

- Не в церковь? Прямо на двор? - уточнил Данила.

- Вот то-то, что на двор...

- Но ведь все равно отпевать в церкви придется, а хоронить - на кладбище, - сказал Семейка. - И привезли с утра... Должно быть, уже и с попом сговорились. Ну, давайте решать - как дальше быть? Тебя, девка, поди, в твоей бане заждались.

- Сегодня мне в бане делать нечего, - отвечала Авдотьица. - И завтра, пожалуй, тоже.

Других объяснений Семейке не требовалось - он знал, что бабам и девким в известные дни ни в церковь ходу нет, потому что - нечисты, ни в баню чтобы нечистота разом на других не перекинулась.

- Ты откупилась, что ли? - спросил непонятливый Данила. - За тебя другие девки трудятся? Сколько дала-то?

И полез за деньгами.

Семейка усмехнулся, но не удержал, не захотел девку позорить.

- Алтын дала, - Авдотьица сразу сообразила, как Данилиной простотой попользоваться.

- Держи. Как же нам туда пробраться да расспросить?

- Тут, пожалуй, только с цепным кобелем и потолкуешь... - Семейка оглядел всю улицу, все длинные заборы, одинаково серые и высокие, и хмыкнул.

- Я не пригожусь ли? - спросила Авдотьица.

- Ты?

- А знаешь, где черт сам не управится, там бабу подошлет!

- Ловка! - одобрил Семейка. - И что же ты скажешь?

- А то и скажу... - она призадумалась. - Скажусь, будто из верховых девок...

- Так тебе и поверят! - Данила видывал в Кремле верховых девок, что служили самой государыне, все были нарядны и красивы, как на подбор, и ни одной среди них богатырского роста он пока не заметил. Авдотьица же в какой шубейке хлопотала по банному делу, в такой и приехала.

Она поняла, что Данила имел в виду.

- Ничего, это не помеха! Скажу - прислали с самого Верха разведать: мол, челобитную государыне подала убогая вдова, просит денег на постриженье, а бабы-то ее и вспомни, что никакая она не убогая!

- А как ту вдову зовут, за кем замужем была? Дети где? - спросил осторожный Семейка. - Тут-то тебя и прихватят!

- А вот пойду сейчас в церковку, Богу помолюсь, свечек понаставлю - и буду знать доподлинно, сколько в Хамовниках вдов и как они все прозываются!

- И то верно!

При каждой церкви обреталось немалое количество женщин в годах и даже древних старух. Иные, придя в тот возраст, когда детей уж не родить, делались просвирнями, иные - свечницами, и кормились при церкви неплохо. Иные же просто милостыню просили и с того жили, как могли.

Отпустив Авдотьицу в церковь, Семейка с Данилой отошли от нужного двора подальше.