Деревянная грамота

- Я тут с бабами потолковала, и сказали мне, что в том дворе недавно женка померла, моих лет, Любавой звали. А взяли ее, сказывали, не из своих, а откуда-то чуть ли не с Таганки. Вот, думаю, того-то мне и нужно. Я побежала, постучала, спросила - не тут ли женка по имели Любава живет? Меня баба из-за забора спрашивает - а какое до нее дело? Я той бабе впусти, мол, что так-то через забор перекрикиваться? Ну, она впустила. Я и говорю - в чуму семья наша, мол, разделилась, мы с матерью и с братцами от греха подальше в самую Казань забежали, а две сестрицы у тетки остались. И вернулись мы год назад, а ни тетки, ни сестриц! И думали мы, что их и на свете нет, а недавно узнали, что одна, Любава-то, жива осталась и замуж выдана то ли в Кадашевскую, то ли в Хамовническую слободу. За ткача, одним словом. Была я в Кадашах, там бабы сказали точно, есть в Хамовниках Любава!

- Ишь ты, как наплела! - восхитился Данила.

- Наше дело такое, - согласилась Авдотьица. - Меня в дом впустили, за стол усадили. Родами-то Любавушка померла, один сыночек остался, вторым не разродилась. Помянули мы ее душеньку. И надо же тому быть - и впрямь она родных в чуму потеряла!

- Лихая ты девка! - похвалил Семейка. - Как же на мертвого парнишечку разговор навела?

- О похоронах расспрашивать принялась - где сестрица, мол, лежит, и с сыночком ли рядышком, и где тут кладбище, и своих ли только хоронят, или чужих тоже... Расспрашиваю, а сама-то думаю, что за стенкой, в какой-нибудь сараюшке, мертвое тело лежит! И привезли его, бедненького, и нет ни матери, ни тетки, чтобы обмыть, убрать, поплакать над ним! .. Авдотьица вздохнула и совершенно неожиданно завершила печальное рассуждение: - А за такие мои страдания неплохо бы и добавить деньги три или четыре!

- Погоди! С чего ты взяла, что ни матери, ни тетки? - не понял Данила. Зачем же его туда доставили?

- Что он хозяевам чужой - это сразу понятно. Бабы в доме бодрые, не заплаканные, и тихо, никто к похоронам и к поминкам не готовится.

- Тебя, девка, в Приказ тайных дел на службу брать пора, - сказал Семейка.

Авдотьица весело на него глянула.

- А что? Порты надену, косу остригу - буду не хуже Данилы. У него вон тоже ни усов, ни бороды! И возьмут меня на государеву службу. Так о чем это я?

- О том, что к похоронам в доме не готовятся, - напомнил уязвленный в лучших чувствах Данила.

О бороде он и не мечтал, борода ему даже не была нужна, в его-то девятнадцать, но вот усы не помешали бы. У ровесника Вани уже выросли светлые, правда, чуть ли не прозрачные, и бородка такая же. Негоже быть женатому человеку без растительности. Может, после свадьбы усы в рост пойдут, думал Данила, может, одно с другим как-то увязано?

- Так верите ли - мне и спрашивать не пришлось! У баб-то язык долог! Как речь о покойном младенчике зашла - тут они мне все и выложили. Да уж такое рассказали! Ни в сказке сказать, ни пером описать! Доставайте гривенник - я его заслужила!

- И что же?! - Данила хотел было схватить Авдотьицу за плечи и встряхнуть, может, и схватил бы, да только трясти того, кто на полголовы тебя выше, - несуразное занятие...

- Погоди, свет, погоди, не роди, дай по бабушку сходить, - утихомирил его нетерпенье Семейка. - Ведь она нарочно тянет! А ты, девка, не шути. Тебе деньги плачены.

- Вот что оказалось - хозяин-то не для себя в ту избу при Земском приказе ездил, а его научили. Парнишечка-то не московский, а со скоморохами пришел. Была у них, у скоморохов ночью с кем-то стычка, он убежал, спрятался где-то да и и замерз сдуру. А сами скоморохи за ним идти боялись - ну как опознают? Там их в Земском приказе и оставят, без батогов не отпустят! Им же на Москве бывать не велено!

- Скоморохи?.. - Данила ушам не верил.

Это что же - опять ему Настасья на пути встала?..

- Вот они хозяину, Афанасию Ивановичу, все приметы дали и заплатили, чтобы тело вывез. Он все сделал, а его тут с другими санями ждали и увезли парнишечку отпевать и хоронить куда-то чуть ли не в Ваганьковскую слободу...

- Разумница ты, девка, - похвалил Семейка. - Все сходится - Масленица на носу, вот скоморохи в Москву на заработки и потянулись. Деньги ты честно заработала. Данила, доставай кошель и плати!

Затем, не беспокоясь, много ли осталось у Данилы от той полтины, что получена из денег дьяка Башмакова, он повернулся и зашагал обратно к церкви - вызволять заждавшегося извозчика.

Тот уж не молился, а ругался.

- Чертольской поедем? - буркнул наконец.

- Какая тебе Чертольская, свет? Нет больше Чертольской, - вразумил Семейка. - А есть Пречистенка. Госудать ей так зваться указал.

- Отродясь на Москве прозвания улицам не меняли, - возразил извозчик. Было Чертолье - и будет Чертолье.

- Стало быть. государь на богомолье в Новодевичий поедет, к Пречистой Смоленской Богоматери, а все по дороге будут непристойно черта поминать? спросил Семейка. - Гляди, притянут тебя в Земский приказ, свет! Там-то научат, что улица Пречистенкой зовется!