Деревянная грамота

- Коли успею. Поди-ка сюда, свет, - Семейка поманил рукой Данилу. Тот вошел и сел на указанное место, рядом с товарищем.

- Уж и не знаю, откуда в тебе такое, хотя пора бы и привыкнуть, сказал Семейка. - Коли угадываешь - так, наверно, Божий дар. А коли своим умом доходишь - то не пойму, где у тебя, свет, столько ума помещается. И из чего он, твой ум-то, такое плетет... Я ведь дошел до Трещалиного домишки-то.

- Которого?!

- Да не вопи - покойного Трещалы. И с соседями потолковал. Данила, держись за лавку крепче. Старик похоронил свою старуху, жил один, да стал совсем плохой, к внукам перебираться не желал - и внучка с ним сынка своего поселила, чтобы за прадедом присмотрел. И все соседки парнишку знали, он с их детишками играл. А после дедовой смерти пропал парнишечка - что ты на это скажешь?

- Ого! - сказал вместо Данилы Богдаш.

- Сколько ему лет было? - сдвинув брови, спросил Данила. И видно было мысль уже проснулась, уже барахтается...

- Все сходится, свет. Одиннадцать, двенадцатый. Соседки заметили, что второй день играть не выходит, побежали поглядеть, не заболел ли, - а там только мертвый Трещала у остывшей печки.

- Когда это было - спросил?

- Да Господь с тобой, свет! .. - Семейка беззвучно, как всегда, рассмеялся. - Хорош бы я был, кабы про главное не спросил. Утешь свою душеньку - на Тимофея-апостола.

- Наш парнишка! - произнес Богдаш. - Так это что ж выходит? Что Трещалино наследство?..

- Дивны дела твои, Господи! - молвил, присоединяясь к Желвакову удивлению, Семейка. - Вот до того, что деревянная грамота, из-за которой Земский приказ чуть не взбесился, и есть Трещалино наследство, додуматься было мудрено. На кой шут подьячим это сокровище? Ведь они из-за той грамоты всех на ноги подняли! Кабы не они - и Башмаков бы не забеспокоился.

- Это еще доказать надобно, - заметил Богдаш. - Коли грамота не из Верха вынесена - то и Башмаков может спать спокойно. А для того неплохо бы ее все же ему представить.

- Неплохо-то неплохо... - пробормотал Данила.

У него в голове уже складывалось некое строение - в котором многих бревнышек недоставало, но общие очертания кое-как образовались...

В первый день Масленицы государь не появился, ближе к вечеру конюхи вышли на двор. Разговоры были вольные - про увеселения. Родька Анофриев успел сбегать на Москву-реку, рассказал, что сошлись четыре стенки - сперва ткачи из Кадашей и молодцы из Пушкарской слободы, и пушкари ткачей довольно скоро побили, а потом Рогожская слобода выставила стенку против ямщиков из Тверской слободы, и там уж бились отчаянно, хотя знающие люди носами крутили: ярости много, а умения мало, и надежа-боец опозорился вылетев из третьего ряда своей стенки и имев достаточно места для разбега, вражью стенку пробить не смог. Еще какие-то стенки составлялись из охотников на льду Неглинки, но это уж было баловство.

- Настоящие-то стенки сигнала из Верха ждут, - сказал дед Акишев. - Им дадут знать, когда государя тешить. Четверг-то четверг, а вдруг ему в пятницу охота придет? А того же и поединщики ждут - что им раньше времени зубы терять?

- Перед государем-то силой мериться почетно, - согласилась конюшенная молодежь, которая и сама была бы не прочь выйти на лед, однако дед Акишев показал парням костлявый кулак.

- А что? - Тимофей вдруг усмехнулся. - А что, Богдашка? Померимся-ка и мы силой! Ну, садись, что ли? Данила, палку тащи!

- Какую?

- Да хоть сенные вилы!

Пока Данила бегал за вилами, Богдан и Тимофей, выбрав чистое местечко, скинули тулупы, подстелили да и уселись на снег, конюхи их окружили. Потеха была дозволенная - когда ж и тешиться, как не на Масленицу? Подьячий Бухвостов тоже оказался в толпе и тоже радовался развлечению. Спорили - кто одолеет? Одни были за Озорного - он крепче, тяжелее. Другие - за Желвака, он моложе, силой Бог не обидел. К тому времени, как прибежал Данила с вилами, уже и деньги назывались для такого дурацкого дела немалые - до двух алтынов заклад был.

Получив вилы, Тимофей и Богдаш уперлись друг дружке подошвами в подошвы и ухватились за древко с двух сторон, кулаки Тимофея пришлись между кулаками Богдаша.

- Ну, с Богом! - велел начинать радостный дед Акишев.

Оба конюха выпрямили спины, напряглись, как бы оценивая силу противника, и Богдаш сделал первый рывок, резко кинув тело назад, так что даже кудрявая голова мотнулась и шапка с нее слетела. Но Озорной выдюжил, если и наклонился - то на вершок, и рывком же отвечал.

- Ну, ну?! . Нажми! Поддай! - волновались конюхи. Данила, невольно оттертый за пределы толпы, лишь по голосам мог судить, кто одолевает.

- Не так уж и глупо... - сказал он сам себе. Коли знать, кто из противников сильнее, можно так заклад поставить, что на выставленный алтын три или четыре нажить... Коли знать, кто из них наловчился неожиданные рывки делать...

- Данила, ты за кого? - спросил Ваня Анофриев. - Вот Родька бегает, рукобитьям счет ведет.

- А для чего?

- А для того. Коли ты со мной об заклад бьешься - то или ты мне, или я тебе деньги отдаю. А коли все против всех...