Джерри подошел к своей великанше жене. Оба с подчеркнутым вниманием слушали Флоона. Инцидент, который привлек к нему мое внимание, был незначительным, и его можно было бы не заметить, если бы я не наблюдал за ними так пристально. Мистер и миссис Джатс рта не раскрыли, пока Флоон держал речь. Руки его непрерывно двигались, лицо было очень оживленным. Он часто улыбался приятной улыбкой, обнажавшей массу белых зубов. Но улыбка исчезала с его лица столь же стремительно, как и появлялась. Истинного тепла в ней не было и быть не могло. Слушатели жадно ловили каждое его слово.
Когда он закончил говорить, плечи его опустились и весь он как-то слегка сгорбился. Прошло несколько секунд, но никто из них не издал ни одного звука. Потом заговорила миссис Джатс, лицо ее выражало радостное предвкушение, как бывает у человека, когда ему кажется, что вот сейчас он произнесет что-то глубокомысленное или остроумное. Оба мужчины внимательно ее слушали. Она вряд ли успела произнести больше трех фраз – говорила она буквально несколько секунд. Когда она закончила, стало ясно: она сказала именно то, что, по ее мнению, было нужно. Улыбка Джерри говорила о том же. Он гордился своей половиной.
Я не умею читать по губам, но без труда разобрал, что сказал ей Флоон:
– Это очень глупо.
Он выговаривал слова медленно, а «очень» так растянул, что оно превратилось в «о-о-о-о-о-о-о-очень». Лицо миссис Джатс опало, как палатка, у которой убрали центральную опору. Ее муж поспешно отвел глаза. Ни Флоон, ни выражение его лица больше ничего им не сказали. Последний гвоздь в гроб, где упокоилось ее самолюбие, он забил, когда, уходя, потрепал ее по плечу. Он шел по холлу, а чета Джатсов смотрела ему вслед с уничтоженным видом, будто это по их вине он решил удалиться.
«Вот ведь хер моржовый».
Я собрался было двинуться следом за ним, но тут ко мне подошел какой-то тип в моем костюме и протянул папку.
– Это программа на сегодня.
Я, не глядя, ее взял, благодарно улыбнулся и, проигнорировав папку, стал искать глазами Флоона. Отлично: он стоял в одиночестве возле кадки с каким-то пышным растением и наблюдал за собравшимися. На мгновение мне вспомнился Джей Гэтсби[65]
, глядящий в толпу гостей с верхней ступени крыльца своего особняка на Лонг-Айленде. Но они вольны были надевать что им вздумается, а Гэтсби, если снять с него искусно вылепленную маску, был человеком славным. Став свидетелем того, как Каз де Флоон обошелся с миссис Джатс, я сразу решил, что его-то славным человеком никак не назовешь, что бы о нем ни говорили другие.Ему явно нравилось стоять в одиночестве и смотреть на остальных. Временами он кому-то улыбался и приветственно помахивал рукой, но сама аура вокруг него словно предупреждала: приближаться не следует. Никто и не пытался к нему подойти. Я стал оглядывать помещение – мне было любопытно, как гости Флоона реагируют на него издалека. Одинаковые костюмы позволяли мне без труда отличить нас от прочих людей, находившихся в холле. Идея вырядить всех одинаково, казавшаяся поначалу просто глупой, теперь, после того как он унизил толстуху, виделась мрачной и извращенной. Большинство то и дело косились на него украдкой. Одни с нетерпением, другие просто любопытствовали, где он находится. Те, кто удостаивался его приветственных жестов, сияли от счастья, как если бы получили благословение. Те, на ком его взгляд не задерживался, воспринимали это как удар. Им надо было, чтобы он знал; они здесь. Его приветствия давали им некий статус, и те, к кому эти жесты были обращены, загорались как факелы. Наши взгляды неминуемо должны были встретиться. И когда это случилось, сердце у меня в груди словно кто-то зажал в тиски. Я не знал этого человека, но его взгляд поразил меня словно громом. Я выдавил из себя улыбку и поднял в знак приветствия папку. Боковым зрением увидел рисунок на обложке. Тиски снова сжались. На блестящей белой поверхности было крупными черными буквами напечатано: ФЛООН. Под ними красовалось изображение того самого пера.
Я порылся в памяти и немедленно вспомнил, мне уже случилось видеть такую же самую картинк; в этом будущем: бредя вслед за Гасом в кафе на встречу со Сьюзен, я заметил на стене одного из домов большой постер среди множества других. На нем было напечатано слово «ФЛООН», под которым красовалось перо. И все, никаких призывов типа: «Куда вы хотите пойти сегодня?» или «Это то, что вам надо!» Только странная фамилия и переливающееся всеми цветами радуги перо на белом фоне. Увиденное чиркнуло мое сознание по касательной и не проникло в его глубины потому что я был просто потрясен всем другим, происходившим в тот момент.
– «Цирк Территун»[66]
. – Это было первое, что сказал мне Каз де Флоон, когда вспышка воспоминания прожгла мне голову и погасла, а я понял, что передо мной стоит он – собственной персоной.– Простите?
– «Цирк Территун». Кто у них был ведущий? – Вот теперь он улыбался искренне. Только я не мог взять в толк, о чем он меня спросил.
– Простите, Каз, но вам придется дать мне контекст.
Улыбка его сразу погасла, он поджал губы.