Деревня Пушканы

— Какое положение создалось в Пурвиенской волости после выборов в сейм? — спросил Бартулан, оглядев по очереди всех присутствующих. — Какое? Рассмотрим этот вопрос в свете решения пленума. Наша ячейка единственная на Пурвиене и еще две волости. Массы, в которых мы должны развивать классовое сознание, это местный пролетариат, интеллигентщина, оппозиционеры в здешних буржуйских и полубуржуйских обществах. Мы распространяем партийную литературу на латгальском наречии, латышском и русском языках, вывешиваем флаги в революционные праздники. Нам помогают человек десять пока еще не организованных, но хорошо зарекомендовавших себя юношей и девушек. Наша ячейка снабжает материалами партийную печать, товарищ Спура готовит статьи. Так что работаем мы неплохо. Нас, по крайней мере, пока никто не упрекал. Но если говорить с большевистской откровенностью, ячейка допускает много ошибок. И ошибок очень тяжелых. Прослушав решения февральского пленума Цека, я на этот счет сомнений не имею. Возьмем хотя бы вопрос о защите национальных прав латгальцев или об организации рабочих русской национальности. Что сделано нами в этом направлении? Ничего, товарищи, ровно ничего не сделано! А мы за это отвечаем. Все как один. И прежде всего я, Бартулан.

Анна с удивлением смотрела на организатора их ячейки. В самом деле? Сейчас Бартулан будет критиковать себя? Скажет о неверном стиле своей работы.

Анна посмотрела и на остальных товарищей: они тоже удивлены. Может быть, меньше других Григорий и Пурене. Может быть… Но эти вообще люди более сдержанные.

Нет, что ни говори, несмотря на все недостатки, Бартулан свое дело знает. После того как он раскрыл ошибки в агитационной работе среди сельскохозяйственных рабочих, вынуждена была замолчать и Пурене. Он говорил ясно и недвусмысленно. Нанятые Велкме поляки Вильненского округа такие же сельские пролетарии, как и местные рабочие. Коммунист обязан защищать их так же, как латгальских рабочих и батраков. Надо развивать их политическое сознание, а Чуришкис и Пурене не раз ошибочно утверждали: они, мол, пришлые, со стороны. А коммунисты никогда не должны упускать из виду интересов рабочего класса, не должны различать эксплуатируемых по национальностям, по вероисповеданию. И потом — как мы относимся к единственному кавалеру ордена Лачплесиса в волости? Он по своей сущности труженик, отталкивать его недальновидно.

Бартулан прав. Но то, чем он недавно попрекал Пурене, теперь уже не так. Пурене винить больше остальных нельзя. Зачем зря нападать на человека, да еще так резко? Пускай в ведении швеи останутся оппозиционеры трудовой молодежи, тем более, что ей они доверяют. Подобный контроль членов партийной ячейки не так безобиден. Опасно передавать все партийные связи в одни руки. А что, если этот человек вдруг попадется?

А вот несоблюдение конспирации бывшей учительницы Пурене… Анна, не выдержав, перебила организатора на полуслове.

— Товарищ Дед, ты сам грубо нарушаешь конспирацию, расхаживая с набитыми литературой карманами.

— Литературой? — рассердился Бартулан. — Какой литературой? Романами, которые я читаю?

— И ими, — поддержал Анну Григорий Чуришкис. Он уперся ладонями в стол, тяжело встал. Как всегда, когда он загорается сознанием своей правоты. В таких случаях он обычно говорит долго, пока не утомит слушателей.

— По-моему…

— Оставим этот вопрос до следующего собрания ячейки! — Бартулан поспешно сложил прочитанный партийный документ. — Подготовимся, подумаем. Сейчас не время. Сейчас нам надо решить практический вопрос. О майском празднике. Красную материю приготовили? По-моему, флаг надо вывесить на сосне около могил павших революционеров, а еще на телеграфных столбах, на перекрестках. Кто из товарищей мужчин возьмется за это? Павел? Решено. А теперь о распространении литературы рабоче-крестьянской фракции. Во вторник явка, кто из нас возьмет ее?

Анне казалось, что конспирация требовала, чтобы не обо всем говорилось открыто. Кое-что организатор мог бы уладить сам с нужным товарищем. Вообще-то все члены ячейки люди проверенные, но все-таки…

Ожидая Павла Аугшмуктена, Анна медленно вышла на тропу, что за рощей, около границы Арницана. Стояла звездная ночь. Аугшмуктен все не шел, и, не желая стоять в открытом поле, Анна вернулась в рощицу. И чуть не столкнулась с Бартуланом.

— Павел сейчас будет.

Бартулан подошел к ней вплотную, взял ее руку и крепко пожал.

— Смотри в оба! Не втерся бы к нам вредитель или провокатор… Ну, будь здорова! Вот и твой провожатый идет.

3

Анна в сарае Аугшмуктена зарылась в прошлогоднюю солому и с истинным наслаждением натянула на себя выше плеч овчинную шубу. И тут рядом с ней вдруг улегся Павел, тяжело положил ей на плечо руку и, горячо дыша в лицо, прошептал:

— Аннушка, нам надо расписаться.

— Что ты сказал? — Ей показалось, что она ослышалась.

— Мы должны пожениться. В самом деле. Это было бы хорошо для нас обоих. У тебя нет дома, у меня — жены… И ты нравишься мне…

— Но еще не сказано, что ты мне нравишься…