Деревня Пушканы

Сперкаи обедали. Хозяин круглой, чашевидной ложкой хлебал из миски варево. Дочка черпала из тарелки чайной ложечкой, а хозяйка со щербатой глиняной миской в руке суетилась возле плиты. Сильвестр Урбан, привалясь плечом к косяку, смотрел на лежавшие в тарелке полкаравая хлеба и кусок мяса. Когда в рот набегало уж слишком много слюны, он отворачивался к цветочным горшкам на окне или к швейной машине со сверкающей надписью «Зингер» и ждал, что скажет ему хозяин. У Сильвестра устали ноги и сердце. Хотя рядом стоял желтый стул с отвесной спинкой, для гостей, без приглашения он сесть не решался. Сильвестр пришел к богатому хозяину не в гости, а просить работы.

Не был бы Урбан в столь безвыходном положении, он и минуты не стал бы тут стоять, повернулся бы и ушел. Но куда побежишь, когда уже, как хворый нищий, успел надоесть всем ближним и дальним хозяевам волости? С тех пор как Урбан вышел из тюрьмы, он еще ни разу не наедался досыта. Так куда он сейчас побежит от обиды, если ему сказали, что на этом дворе есть работа и кров, да еще похлебка с приправой. Вот и стоял Сильвестр у дверей и думал: только бы выдержать это испытание до конца. Ведь хиляка Сперкай в работники не возьмет.

А хозяин не спешил. Швыркая, хлебал себе свое варево — с ложки на стол стекала тонкая струйка. Взяв короткими пальцами с тарелки ломоть мяса, он, словно предвкушая удовольствие, медленно понес его ко рту, почавкал и порывисто вонзил в него зубы. Затем кусанул хлеба и снова принялся за похлебку. Хозяин явно наслаждался едой и предавался от души этому занятию.

Прошло немало времени, прежде чем Сперкай наконец лениво помешал в миске остаток варева, наморщил узкий лоб и воззрился на Урбана.

— Так хочешь, чтоб я тебе хлеба дал?

— Работы… — Сильвестр затеребил пальцами ворот рубахи.

— Ну я же и говорю: хлеба. — Взгляд Сперкая задержался на залатанной одежде Сильвестра. — И портки какие-нибудь мне тоже придется подкинуть тебе. Ты же беден как церковная мышь.

— Обносился я… Это у меня единственная одежда.

— Обтрепался, по белу свету шатаясь. Не бережлив ты. Уважай одежу, и одежа будет уважать тебя. Когда я под Вентспилсом для полковничьей скипидарной фабрики пни корчевал, так три года в одном пиджачке проходил. А всякие там вертопрахи за лето лучший покупной костюмчик истреплют за здорово живешь.

— Я… — начал Урбан и замолк. Нечего другим свою правду навязывать. Все равно хозяин слушать не станет.

Сперкай откашлялся, отодвинул полупустую миску к середине стола, где лежало полкаравая хлеба с заманчиво отвалившимся отрезанным ломтем. Вскоре со звоном стукнулась о тарелку кинутая девчонкой ложка, разбрызгав во все стороны белое варево, жирные капли упали на рыжий чуб хозяина.

— Я тебе поозорую! — закричал он и, пока жена утихомиривала захныкавшую девчонку, отрезал ломоть хлеба и через стол протянул Сильвестру.

— На! Без еды ведь не прожить…

Хозяин провел широкой ладонью по жилету, встал, отошел к плите и оттуда придвинул Сильвестру старую табуретку. Пока Сильвестр ел, хозяин из окна смотрел на пушкановские поля и говорил:

— Нынче хозяева дешево батраков и батрачек нанимать будут — русачков из Польски. На крестьянской конференции так порешили. Чтобы забастовщиков проучить. Тех, кому больничные кассы да восьмичасовой рабочий день подавай. Чтоб показать, каково это с землевладельцами вздорить. И я мог бы, как другие хозяева. Чем Сперкай хуже чулисовских богатеев? И я мог бы… Отсюда до Польски куда ближе, чем до Риги. И подешевле обошлось бы… Но я против веры идти не хочу. Честь католика не позволяет от своего отвернуться. Потому и беру тебя. Беру работником в поле, риге и на дворе. Для всего, что в хозяйстве потребуется. Только платить, сколько другие платят, я не могу. Да и ты человек не такой, как все, люди на тебя косо посматривают. Ты мне не сват и не брат, чтобы ради тебя с общиной цапаться. А времена сам знаешь какие. Так что, коротко говоря, ты особенно-то не рассчитывай.

— Не рассчитывай, — сказала свое слово и хозяйка.

— Да разве я на многое рассчитываю? — Сильвестр не знал, как же ему следует ответить.

— Вот это разумный разговор. Не то что те, из конторы по найму. Мне там один умник предложил написать, сколько я ему каждый месяц платить буду, кровать в комнате требовал поставить, на сеновале или еще где он не согласен. Понимаешь, работник, а спать в комнате должен, точно хозяин… Можно было бы, конечно, и из безработных взять. Нам государство теперь за каждого привезенного из города голодранца по семь латов в месяц приплачивает.

— Похлебки налить тебе? — Хозяйка взболтнула в котле остатки. — Поешь?

— Поест, отчего не поест. — Сперкай понимал, что вести такие разговоры с голодным человеком не полагается. — Наливай! На нас ведь работать будет. Нынче после обеда пойдем с тобой на бывшем участке Спрукста дуб валить. За то, что я вексель ему подписал, он так толком мне ничего и не уплатил, а русскому мяснику в местечке колода нужна — мясо рубить. Так мы с тобой сейчас этим дубом и займемся.