Деррида

В течение 15 или 20 лет, когда я пытался – с редакторами, газетами и т. п. это было совсем непросто – запретить свои фотографии, делал я это совсем не для того, чтобы обозначить своего рода пробел, отсутствие или исчезновение образа, а потому, что код, который управляет производством этих образов, их кадрированием и одновременно социальными смыслами (показать голову писателя, кадрировать ее перед его книгами, наконец, вся эта сценография), казался мне, во-первых, ужасно скучным… и противным тому, что я пытался писать и над чем работал, то есть мне казалось логичным не сдаваться ему без боя. Возможно, не все сводится к этой настороженности. Вполне вероятно, что у меня достаточно сложное отношение к своему собственному образу, чтобы в то же время сила желания тормозилась, запрещалась, преграждалась[655]

.

Номер в конечном счете выходит с рисунком Эшера на обложке, изображающим торжественную процессию маленьких кайманов, которые убегают с листа бумаги, чтобы потом туда вернуться. Во вводном тексте «Дикарь» Катрин Клеман анализирует то, что, с ее точки зрения, представляет собой «отклонение Деррида»:

Он не на своем месте, не как другие, дикарь. Философ? Да, по профессии, поскольку преподает философию, но, может быть, писатель. Университетский работник? Да, конечно, ведь он преподаватель Высшей нормальной школы, но он изгнанник в той сфере деятельности, которую он жестко критикует… Философский материал не обладает для него никакой привилегией, как, впрочем, и любой другой: «литература», «театр» и неопределенные области текстов с неопределимым статусом (рассказ? биография? песнь? стихотворение?) – все это места работы над словами языка. А потому метод деконструкции часто пересекается с художественной литературой… Этот выпуск L’Arc

в идеале должен потребовать, чтобы его прочли как коллективное художественное произведение, заглавием и предлогом которого был бы Деррида[656]

.

Из этой подборки статей выделяется текст Эммануэля Левинаса, названный «Совсем иначе». Автор «Времени и другого» вначале подчеркивает значимость «этих исключительно точных и в то же время столь странных текстов», опубликованных Деррида, а потом спрашивает себя, не разрывает ли его творчество «развитие западной мысли своего рода демаркационной линией, похожей на кантианство, которое отделило догматическую философию от критицизма». Замечание как нельзя более лестное. Пусть оно и было высказано Эммануэлем Левинасом для того, чтобы затем набросать пугающий и двусмысленный образ деконструкции: