Держава том 4

– Безбожие это бездушие народа. Либералам и бомбистам срочно понадобилось разрушить народную веру, – прервал поручика Максим Акимович. – Опустошить совесть солдатскую и толкнуть на преступления… Что и происходило на транссибирской магистрали, пока Александр Николаевич Меллер-Закомельский с Павлом Карловичем Ренненкампфом не прекратили беспорядки в полосе железной дороги. Как отставной генерал и поживший человек, много повидавший на своём веку, открыто скажу вам, юные господа… Нас, стариков, в большинстве своём ещё охватывает священный, чуть не запредельный трепет перед императором, олицетворяющим Россию. Для кого-то из моего поколения – это древние, освящённые веками устои, которые и означают саму жизнь… Смысл её. Ради чего можно пойти на любые жертвы и претерпеть любые страдания… Разумеется, есть среди нас и меркантильные люди, их, может даже, большинство. Ждущих от императора хороших пенсий, чинов, орденов, денежных выплат и прочих, таких вожделенных благ. И всё равно, на мой взгляд, это лучше, чем желать развала страны и восстания низов. Ведь огромная часть сегодняшнего общества видит в лице монарха лишь цензуру,

нагайки, жандармов и тюрьмы… И не замечает подъёма промышленности и улучшения жизни. Им это даже не надо. А то трудно станет поднимать народ на революцию.

Глядя на отставного генерала, Дроздовский подумал, что его скепсис к уходящему поколению исчез: «Во все времена имеется недопонимание между отцами и детьми. Ещё Тургенев сочинил на эту тему книгу. Старшее поколение хотя бы знало, чего им надо и верило, чему служило… А сейчас лишь фрондирование своим отрицательным отношением ко всем начинаниям власти… Торжество самомнений и амбиций вместо верной службы Отечеству. В чести сейчас не патриоты, а так называемые «критически мыслящие личности», – сурово сжал рот. – В стране меняется отношение к царской власти. Традиционная абсолютная монархия уже сошла на нет… Как бы не рухнула и конституционная».

Отец Иоанн знал, что этот год станет последним в его земной жизни.

15 лет назад он предсказал свою кончину: «Смерти я не боюсь, – долгими ночами думал он. – И даже возгораюсь крепким желанием увидеть ХУДОЖНИКА, который меня сотворил по образу и подобию Своему с разумом, чувством, свободой воли и бессмертьем души… Больно за Россию. Только и думаю о ней, оставляя пределы Мира. Я знаю, у России есть душа. Это – Православие. Погибнет душа – не станет и России. Сегодня у меня важный день… Сил уже мало осталось, но надо собраться… Депутаты Третьей Думы просят встречи со мной».

С трудом поднявшись с постели, упал на колени пред иконой Христа с трепетным светом лампадки и зашептал ежедневную свою молитву:

– Господи! Имя Тебе – Любовь: не отвергни меня, заблуждающегося. Имя Тебе – Сила: подкрепи меня, изнемогающего и падающего. Имя Тебе – Свет: просвети душу мою, омрачённую житейскими страстями. Имя Тебе – Милость: не переставай миловать меня», – вспомнил завет Иоанна Златоуста: «Священник должен иметь душу чище самих лучей солнечных, и чтоб он мог сказать: и уже не я живу, но живёт во мне Христос».

9 мая утром отец Иоанн провёл раннюю службу в Андреевском соборе. 49 членов Третьей Государственной думы присутствовали на ней. И здесь же стоял весь кронштадский генералитет, адмиралы, командиры кораблей.

Забыв о болезни, громко, на весь собор он возвестил:

– Вы, собирающиеся в Третью думу и готовящиеся быть советниками Царю, которого Держава занимает шестую часть света… Изучите всесторонне её потребности и нужды, болезни и раны родины, её бесчисленные сокровища, земли и воды, коими так много пользуются иностранцы по непредприимчивости русских… Будьте правой рукой Государя, очами Его, искренними и верными, деятельными и доброжелательными. При этом помните, что Отечество земное с его церковью, есть предверие Отечества небесного. Потому любите его горячо, и будьте готовы душу свою за него положить, чтобы наследовать жизнь вечную – Там!

«Нет ничего на земле быстрее времени. Даже пуля в сравнении с ним не летит, а ползёт, – после двадцатишестилетия стал задумываться о годах Аким. – Старею… Не по дням, а по часам», – несколько утрировал он.

Словно подтверждая его теоретические выкладки, мигом пролетело лето и в конце сентября, как гренадёрка на голову ( названием своего головного убора в известной русской поговорке павловцы заменяли слово «снег»), свалились младший брат с молодой женой и собакой Ильмой.

– Меня в драгунский отдел Офицерской кавалерийской школы перевели, – обнимал Акима и целовал руку Ольге Глеб. – До пятнадцатого августа следующего года обучаться стану, – радовался встрече. – Когда родители из Рубановки изволят пожаловать? – с улыбкой наблюдал, как растерявшийся старший брат целует руку такой же растерянной Натали и после, для успокоения, гладит собаку.

– Первого октября обещали прибыть.

– О-о! Как раз в этот день занятия начнутся. – Натали, любимая, ну чего ты как посторонняя стоишь? Мадам Камилла…

– Любимая.., – шутливо съязвил постепенно приходящий в себя старший брат.