Отсутствие выбора – почти удобно до тех пор, пока не осознаешь, насколько это чертовски неправильно.
– Отравилась? Похмелье? Беременна? – На последнем вопросе он самодовольно ухмыляется.
– Не твое дело.
– А вдруг мое? – Он смотрит на меня серьезно, пронзительно. Меняется в лице, будто испытывает сильнейшую боль, и хмурится. – Ась, пожалуйста… – начинает он почти жалобно.
Но я качаю головой:
– Ты только что скинул мне…
– Что? Я же просто поделился воспоминаниями. – Его язык заплетается, он тяжело валится на дверной косяк и тянет ко мне руки.
Я полощу рот водой и злобно плюю в раковину.
– Значит, это был не шантаж?
– Нет, я же не больной. Хочешь, сейчас же удалю?
– Хочу.
Он достает из кармана телефон и спокойно удаляет целую папку. Потом находит недавно удаленные и чистит корзину тоже. Егор заходит в мессенджер и убирает эту мерзость из истории сообщений.
– Все, больше нет.
– Но ты скинул мне…
– Чтобы ты ответила. Мы правда только поговорим.
– Не о чем, – огрызаюсь я.
– Что у тебя с Костровым? – наплевав на возражения, продолжает напирать Егор.
– Ничего. Я с ним работаю.
Колчин вскидывает брови, а я вопреки внутреннему протесту объясняю:
– Он нанял меня водителем.
– Зачем?
– Его спроси.
Егор ухмыляется:
– Ты же знаешь, что мне это не нравится?
– И что?
– Не чужие люди.
– Чужие.
– Как у Женечки дела? Проезжал тут мимо вашего бара, там игра. Ты не с ними?
– Нет.
– Не приняли свою королеву обратно? – Самодовольство и яд сочатся в каждом слове.
Егор подходит ближе и заглядывает в глаза так, будто мы все еще вместе, – с нежностью. Он поднимает руки, тянется пальцами к моему лицу, но останавливается, сжимает кулаки и качает головой. Актерище! Это была сцена под названием: «Я так хочу тебя коснуться, но нельзя!»
Я закатываю глаза и отворачиваюсь. Пихаю Колчина, чтобы пропустил меня, и иду в темную кухню, где все заставлено банками с водоэмульсионкой. Не хочу оставаться с ним в замкнутом пространстве крошечной ванной и очень быстро понимаю почему –
Мои глаза сами собой находят окно Кострова. Я вижу, что он как раз встает с места и за ним бежит великан Вячеслав. Пес прыгает, несется куда-то, потом закрываются жалюзи. Костров редко это делает, и меня иногда гложет любопытство: страшно интересно, что происходит за закрытыми окнами?
К счастью, Тимур и Вячеслав теперь мелькают в кухонном окне.
– Чего, блин? – тихо тянет Колчин за моей спиной.
Обернувшись, я стираю с лица глуповатую улыбку, потому что взгляд Егора прикован к окнам напротив. Он видит Тимура в окне.
– Так, получается, у нас Тимурчик в соседях? – Егор гневно сверлит новостройку взглядом. – И часто ты за ним наблюдаешь? Давно вы «дружите»?
– Ч-что? – Я даже заикаюсь. – А не пошел бы ты вон? Я свободна и могу делать все, что…
– Ни хера ты не свободна!
Лицо Егора уже совсем не выглядит дружелюбным, он в ярости.
– Пошел вон! Моя жизнь тебя больше не касается! – По необъяснимой причине только сейчас Егор меня действительно разозлил, а не испугал. Не хочу больше перед ним отчитываться. – Не смей говорить со мной в таком тоне и заявляться ко мне в таком виде! С фотографиями можешь делать что вздумается! Плевать! Это унижает только тебя. Ты жалкий, обиженный…
Резкий точный удар по лицу.
Егор никогда не бил меня, но он любил шутить на эту тему. И вот шутки больше не кажутся смешными. Я всегда знала, что отец Колчина мог ударить его мать, это было болезненной правдой, про которую не можешь не думать, глядя на милую улыбчивую женщину. Она живет с монстром. Она улыбается тут, а потом идет домой, и ей, должно быть, страшно. Но Егор никогда пальцем меня не трогал – до этого момента.
Моя голова дергается с такой силой, что я хватаю воздух ртом, а из глаз тут же брызжут слезы. Упираюсь руками в подоконник и отдергиваю штору в надежде, что Костров знает, где мои окна. Должен знать, я на это очень надеюсь. Желание, чтобы эта шпионская связь не была односторонней, перекрикивает голос разума.
– Рассчитываешь, что ты нужна своему ботанику? – Гневный крик оглушает.
Колчин прижимается к моей спине, пряжка его ремня впивается в копчик через футболку. Я чувствую себя беспомощной. Мне плохо видно, что происходит в квартире Кострова, – окно на его кухне маленькое и завешено плотным тюлем.
– Ты правда думаешь, что такая, как ты, нужна ему? Бледная, серая мышь. После меня ты никому не нужна! – Он сгребает мои волосы и тянет за них. Прижимает руку к животу, щиплет пальцами кожу.
– Ты же стала ни о чем! – Егор выделяет каждый слог. – Тощая, бледная, забитая мышь. Ты ни-ко-му не нужна! У вас уже что-то было? И как? Отзыв будет? Может, эссе или доклад? А сравнительную таблицу составишь? Я просто очень жду! Мне прямо интересно, не стошнило ли его от мысли, что кто-то все это уже…
– Блин, отпусти! – Мне слишком трудно дышать, меня снова тошнит. Я чувствую горечь во рту.