Нельзя не сказать и об одной тщетной потуге Брызгалова быть востребованным в новое время, за которым он решительно не поспевал. В 1829 году, во время первой турецкой кампании, Иван Семенович сочинил прожект о Крестовом походе России против Турции для отвоевания Гроба Господня из рук неверных. Для этого он предлагал сформировать специальный Российский полк, которому, по его разумению, надлежало идти в бой с басурманами под святыми хоругвями, и уже одно это будто бы приблизит час победы.
Не говоря о вопиющих огрехах слога и грубых нарушениях правил грамматики в сем сочинении, поражает, с какой скрупулезной точностью Брызгалов исчисляет личный состав воинства: «Во всем полку назначено быть строевых чинов: генералов, штаб- и обер-офицеров и унтеров и рядовых строевых 34 356 человек, нестроевых разных чинов 7191 человек, попов всяких и прочего духовенства 192, лекарей и медицинских чинов 77, при медицинских госпиталях разных чинов 1074, мастеровых 4320, при обозе разных чинов 5020» и т. д. Откуда эти конкретные цифры? Нет ответа. И быть не может, поскольку взяты они с потолка, причем человеком вздорным, к тому же никогда пороху не нюхавшим. Кроме того, для успеха операции он предлагал взять в поход двух своих сыновей (инвалидов с заплетающимися ногами!): «пущай идут с вами в Иерусалим, выгоняют Турков и зо всеи Греции». И ведь Брызгалов придавал этому проекту огромное значение – он предназначался для государя Николая I, у которого бригадир добивался личной аудиенции «для пополнения словесно о важнейших обстоятельствах всему прожекту принадлежащих»! Стоит ли пояснять, что император прожектера не принял…
Зато о бригадире вспоминали всякий раз, когда при дворе затевали балы-маскарады в мундирах времен Павла I. Например, 6 февраля 1835 года государь, как бывало при живом родителе, нарядился в форму полковника Измайловского полка, статс-секретарь Виктор Панин был одет дитятей рубежа веков, а шталмейстер двора граф Алексей Бобринский щеголял именно в мундире à la Брызгалов.
Казалось, павловский кастелян настолько сросся с той эпохой, что и спустя десятилетия оставался живым и каким-то ее необходимым воплощением. И похоронен был Иван Семенович в том же малиновом бригадирском мундире, в каком обыкновенно шествовал по петербургским улицам. Согласно духовному завещанию Брызгалова, миниатюрный портрет Павла I, выполненный из слоновой кости, был положен с ним в гроб.
«Время, все истребляющее, все более и более покрывает забвением странности сего несчастного царствования», – говорит о времени Павла I литератор Филипп Вигель и называет «шутовской наряд» Брызгалова «последним его памятником». И в этом, думается, и состоит отмеченный А. С. Пушкиным живой интерес к этому историческому феномену.
Галстук от Горголи. Михаил Магницкий. Иван Горголи
Эти державинские стихи подвели итог мрачному царствованию императора Павла I, кончина которого была встречена многими без тени сожаления. Адмирал Александр Шишков свидетельствовал: «Почти все находившиеся при покойном государе чиновники обнимались между собой и целовались, словно бы поздравляли друг друга с каким-то торжественным приключением… Конец жизни Павловой, равно как и Петра Третьего, не был никем или весьма немногими оплакиваем». О покойном монархе говорили как о тиране «с нетерпимостью и жестокостью армейского деспота». И его самовластье наиболее ярко проявилось в «жестокой, беспощадной войне со злейшими врагами государства русского – круглыми шляпами, фраками и жилетами». Всем жителям империи, включая отставных, Павел повелел носить прусской формы мундиры, ботфорты, крагены, шпагу на пояснице, шпоры с колесцами, трость почти в сажень, шляпу с широкими галунами и напудренный парик с длинною косою. «Зашумели шпоры, ботфорты, тесаки, и будто бы по завоевании города ворвались в покои военные люди с великим шумом», – сетовали петербургские жители.
При известии о воцарении Александра I восторг был всеобщим и искренним. «Знакомые обнимались и целовались на улице, как в первый день Светлого праздника, поздравляя друг друга с новым государем, на котором опочивали все надежды, – свидетельствовал современник. – Во всех семействах провозглашали тосты за его вожделенное здравие; церкви наполнены были молельщиками. Радостные восклицания повсюду встречали и сопровождали его!»
Все повторяли слова молодого царя: «Я дышу свободно вместе со всей Россией».