Чтобы ни у кого не возникло сомнений в его решимости, Ман свистяще полоснул рукой. Уже давненько знал Арнольд степенно-рассудительного бородача с тихим голосом, не очень заметного политической активностью, зато неизменно корректного в общении. Теперь перед ним оказался почти другой человек. Всегда интересно увидеть новые грани характера. Но вежливо терпеть подобное буйство даже ради уважения к патриаршему сходству было уже неприлично. Он внушительным тоном посетовал:
— Ай-яй-яй... Что-то никак не пойму, то ли это седой марксист, то ли — молодой анархист или просто шальной террорист? Пожалуйста, сомневайся в правоте Петра, выявляй незаметные сразу ошибки, убедительно доказывай их. Товарищеская дискуссия по таким важным проблемам сейчас неизбежна. Ведь мы начинаем осуществлять социализм, который даже Владимир Ильич пока строил только теоретически. Значит, нормальная критика затачивает наши взгляды, мысли, делает их ясными, предельно полезными для решения конкретной задачи. Словом, в спорах появляется дорогая для всех нас истина. А ты что творишь? С какой стати сыпешь подряд оскорбления да угрозы? Где взял такое право?
Ман оторопел от резонной выволочки. По привычке с надеждой на поддержку скользнул глазами по лицам. Ехидные, презрительные или откровенно торжествующие взгляды заставили его возмущённо бухнуть дверью. Все почувствовали облегчение. Давно скучающий Медведев улыбнулся:
— Тайфун!.. Сочувствую встречным прохожим...
— Да-a, обидно столько лет холить и нежить на каторге классическую бороду и этак страдать из-за неё, — с удовольствием добавил Агарев.
— Давно бы избавился от неё для своего и общего блага, — проворчал Воронин.
— Тогда чем же он станет отличаться от всех грешных сидельцев продовольственной управы? — завершил Медведев разговор.
Обрёкший себя на изоляцию, Гольдбрейх уже извёлся в молчании. Даже Агарев перестал шевелишь усами, не замечая настойчивой сигнализации аж пляшущих бровей. Эта дружеская пикировка позволила ему внести свою лепту:
— М-м, всё-таки вы здорово побрили Карла Маркса. Надеюсь, впредь будет сдержанней. Что до Кости... Э-эм, этот выбор я считаю исключительно правильным. Теперь неприлично поминать, а-а, добрым словом прежнюю власть. Но куда денешься от явного факта? Александр Васильевич Суханов по сию пору имеет безукоризненную репутацию. Будь у нас больше таких губернаторов, а-а, зачем революции?.. И это существенно усиливает репутацию самого Константина Алексаныча. Да что там говорить: весь пролетариат города уважает его, а интеллигенция уже следит за ним с понятным интересом. Поверьте мне, это добрый признак. А-а... Эх, разбередили вы меня, перевернули душу... Так много хочется...
С горчайшей слезой Гольдбрейх безнадёжно махнул тряпичной рукой. Любого тронет подобная самоотверженность. Искреннее признание чужой правоты, равное чистосердечному покаянию, чуть не высекло слёзы. Пётр признался:
— Первый раз в жизни вижу такое... Приятно и радостно чувствовать это... Да, в пылу борьбы человек поневоле нагрешил. Но революция — всё, победила. Сейчас истина уже не имеет партийной принадлежности. Сейчас она заключается в том, чтобы вместе сохранить в городе нормальную жизнь. Значит, как обязались в «Декларации», мы вместе должны помогать этому. А люди должны сразу почувствовать перемены и тоже начать активно строить новую жизнь, о которой столько мечтали...
— Вы правы, э-э, Пётр Михалыч, абсолютно! Ведь смысл революции именно в том, чтобы одарить счастьем всех обездоленных, а-а, сначала хотя бы в нашем городе, а после, глядишь, и в остальном мире! — вдохновлялся Гольдбрейх радужной перспективой.
— К сожалению, я не пригоден для такой феерической миссии, — решительно отрёкся злопамятный Медведев.
— Конечно, это не резолюции писать. Но раз вы умеете хорошо сочинять их, — уже легче. Остальному по ходу дела научимся вместе. Поэтому используйте счастливый момент и замолите свои грехи, завтра же решив проблему с хлебом. Видите, какая вам выпала миссия? Будто — Христу. А потом решим остальное. По-дружески. Мирно. Как вы хотели. Договорились? — заключил Арнольд.
— Благодарю за честь. Но вы намерены использовать нас как свечу, дабы растопить её пламенем сургуч и пришлёпнуть своей печатью: сей подвиг свершили мы!.. Па-ардон... Люди должны получить хлеб только из наших рук! — заявил строптивый Агарев.
— Хм, пожалуйста. Можете раздавать его лично сами у всех на виду. Для нас это не имеет значения. Лишь бы накормить, успокоить народ. Договорились? — протянул руку Пётр.
— Будто всё зависит от нас... Это решают в Пекине. Консул ещё ждёт ответ.
— Думаю, уже получил его. Зачем Китаю из-за какого-то пустяка ссориться с Россией? Глупо. Есть возражения? — прижал их к стенке Пётр.