Десантура

А потом он сломал лыжу, наткнувшись на невидимый под снегом корень. Достав дрожащими руками скобы, попытался вогнать их в дерево. Не вышло. Не хватало сил. Тогда он достал суровые нитки и густо перемотал ими лыжу. Вроде бы держало. Но через пару десятков шагов нитка перетерлась об острый наст.

Тогда он сел и заплакал, уткнувшись в коленки. Обычный восемнадцатилетний мальчишка. Ему было страшно. Черное небо равнодушно смотрело на него звездами исподлобья Луны. Он посмотрел на нее мокрыми глазами. Слезы превращались в льдинки на щеках. Хотелось спать, равнодушное оцепенение мягко обняло кисти и ступни… Стало даже тепло.

Он помотал головой, стряхивая сон.

Поднялся.

И упрямо зашагал, хромая на сломанную лыжу, куда-то вперёд, напевая про себя:

- Там вдали, за рекой, разгорались огни… В небе ясном заря догорала…

Через несколько десятков метров он увидел каких-то людей. И скинул непослушными руками винтовку с плеча.

- Хальт! - закричали ему люди.

- Вдруг вдали у реки, засверкали штыки - это белогвардейские цепи…

Винтовка словно сама выплюнула свинец. И ослепила Ваню, но он продолжал стрелять по направлению…

- И без страха отряд поскакал на врага…

Люди тоже плевались огнём в ответ.

Но рядовому Никифорову было все равно. Он прислонился спиной к какому-то дереву и стрелял, стрелял, стрелял - лихорадочно меняя обоймы, словно стараясь, что бы они не попали врагу в руки.

Он не замечал, что несколько немецких пуль уже пробили ему левое плечо, бедра и правое легкое. Он настолько замерз, что ему было все равно. Он не чувствовал ничего, кроме одного:

- Там вдали, за рекой, уж погасли огни, в небе ясном заря загоралась…Капли крови густой… Из груди молодой… - ему казалось, что он кричит, но он просто шептал.

Немцы для верности ещё несколько раз выстрелили по упавшему большевистскому фанатику. Потом обыскали его и не нашли ничего, кроме двух гранат Ф-1, десятка обойм для винтовки СВТ и пяти рыбных консервов. Табака не было. Ваня так и не научился курить. Он просто пропал без вести. До сих пор никто не знает, попал ли он хоть в кого-нибудь…

6.

- Итак, давайте, герр Тарасов перейдем к действиям вашей бригады…

- Не моей…

- А чьей же? - удивился обер-лейтенант.

Тарасов глубоко вздохнул:

- Цель бригаде была поставлена простая. Взять Демянск. По расчетам командования Северо-Западным фронтом, в котле должно находиться пятьдесят тысяч солдат и офицеров второго армейского корпуса. Из них сорок пять тысяч на передовой, пять тысяч в тылу.

Фон Вальдерзее так удивился, что перестал писать:

- Сколько, сколько?

- Пятьдесят тысяч.

Обер-лейтенант покачал головой:

- Военную тайну я не раскрою, если скажу, что ваше командование ошиблось почти в два раза…

Тарасов криво улыбнулся:

- Я уже понял. Примерно девяносто тысяч. Так?

- Вы хороший офицер, господин подполковник… - удивленно покачал головой фон Вальдерзее.

- Наша бригада, а также двести первая должны были рассечь котёл на четыре части, взять Демянск и парализовать второй армейский корпус путем уничтожения штаба группировки.

Обер-лейтенант ещё больше удивился:

- Ваше командование…

- Генерал-лейтенант Курочкин…

- Он… Представлял себе трудность подобной задачи?

Тарасов засмеялся…

***

Февральское небо било гроздьями звезд по земле.

Тарасов стоял на крыльце избы, где располагался штаб фронта, и смотрел в эти звезды. Медведица, Кассиопея, Орион… Он не был романтиком. Он был военным. Надя всегда ворчала на него, что он не видит красоты, а только воображает позиции предполагаемого противника…

- …Коль, смотри как красиво! Какая излучина…

- Вижу… Вот там и там поставить два пулемёта и под фланкирующий огонь…

- Коля! Ну так же нельзя…

- Подполковник! Тарасов! Зайдите ко мне…

Круглолицый и вечно улыбчивый Ватутин махнул Тарасову рукой, приглашая его обратно в дом.

- Николай Ефимович! - начал начштаба фронта, когда они зашли в маленькую спальню. Видимо здесь, обычно, и квартировал генерал-майор. Над узкой кроватью висела огромная, исчерканная разноцветными карандашами карта. На маленькой тумбочке и на полу валялись книги.

- Итак, Николай Ефимович, чаю?

Тарасов кивнул.

Ватутин приоткрыл дверь и крикнул:

- Два чая мне. С лимоном. И это… Печенья овсяного!

- Николай Ефимович, задача перед вами стоит архисложная. Вы сами это прекрасно понимаете, осторожно начал Ватутин.

- Товарищ генерал-майор, я понимаю, - Тарасов никогда не был деликатным. - Вы что-то хотели от меня?

Ватутин почесал нос:

- Тезка, а давайте без иконопочитания? Вы комбриг, а я начштабфронта. Если бы не известные нам обстоятельства, то мы могли бы поменяться местами. Так?

- Вы про колчаковский фронт? Или про арест? Так я был, между прочим, реабилитирован товарищем Берией и войной! - оскалился Тарасов. Не в его характере было играть в игры…- Если не доверяете мне, тогда меняйте на любого другого, но…

Ватутин зло сплюнул на пол:

- Тьфу! Да я совершенно не об этом хотел поговорить!

- А о чем, Николай Федорович? - Тарасов держался ровно и отстраненно, хотя при его взрывном характере это было неимоверно сложно.