Десять баллов с острова Наварон

- Очаровательно, - прошептал Миллер. Остальные промолчали, да и что тут было говорить. Они ели молча, под аккомпанемент заунывного пения. Голос звучал мелодично, но гитара, казалось, была совсем расстроена. Андреа отодвинул от себя пустую тарелку и обратился к Нойфельду.

- О чем он поет?

- Это старинный боснийский романс, как мне сказали. Очень грустная песня. Она существует и в английском варианте. - Он на мгновенье задумался. - Вспомнил. Называется "Моя одинокая любовь".

- Попросите его сменить пластинку, - пробурчал Андреа. Нойфельд удивленно посмотрел на него, но ничего не ответил. Подошедший немецкий сержант что-то прошептал ему на ухо. Он удовлетворенно кивнул.

- Итак, - глубокомысленно изрек Нойфельд, - мы обнаружили остатки вашего самолета. Его баки действительно были пусты. Думаю, нам нет смысла дожидаться радиограммы из Падуи. А вы как считаете, капитан Меллори?

- Я ничего не понимаю.

- Это не важно. Вы когда-нибудь слышали о генерале Вукаловиче?

- О ком, простите?

- О Вукаловиче.

- Это не наш человек, - уверенно произнес Миллер. - По фамилии видно.

- Вы, должно быть, единственные в Югославии, кто о нем не слышал. Всем остальным он хорошо известен. Партизанам, четникам, немцам, болгарам. Всем. Он здесь настоящий национальный герой.

- Будьте любезны, еще вина, - попросил Андреа.

- Лучше послушайте, - раздраженно сказал Нойфельд. - Вукалович командует партизанской дивизией, которая уже три месяца находится в окружении. Эти люди, как и сам Вукалович, безумны. У них нет путей к отступлению. Не хватает оружия, боеприпасов. Почти не осталось продовольствия. Они одеты в лохмотья. У них нет никаких шансов.

- Что мешает им уйти? - поинтересовался Мел-лори.

- Это невозможно. С востока - ущелье Неретвы, с севера и запада непроходимые горы. Единственный путь к отступлению - на юг, по мосту через Неретву. Но здесь их поджидают две наши бронетанковые дивизии.

- А через горы? - спросил Меллори. - Должны же быть перевалы.

- Их два. Оба блокированы нашими подразделениями.

- Тогда почему они не сдаются? - резонно заметил Миллер. - Неужели им не известны правила ведения войны?

- Они безумны, я же вам говорил, - сказал Нойфельд. - Совершенно безумны.

В это самое время Вукалович со своими партизанами демонстрировали немцам степень своего безумия.

Вот уже три долгих месяца отборные немецкие части, к которым недавно присоединились подразделения альпийских стрелков, безуспешно пытались форсировать западный перевал - узкий каменистый проход в горах, открывающий путь к Клети Зеницы. Несмотря на значительные потери и отчаянное сопротивление партизан, немцы с завидным упорством предпринимали попытки прорвать оборону.

Этой холодной лунной ночью их наступление было продумано профессионально, с типично немецкой скрупулезностью. Они поднимались по ущелью тремя колоннами, на равном расстоянии друг от друга. Белые маскхалаты делали их незаметными на фоне снега. Они продвигались перебежками в те редкие минуты, когда луна пряталась за облаками. Однако обнаружить их не представляло труда: судя по непрекращающемуся огню из винтовок и автоматов, они не испытывали недостатка боеприпасов. Чуть подальше от переднего фланга атаки, из-за каменной гряды, раздавался треск тяжелых пулеметов, ведущих заградительный огонь.

Партизаны обосновались на перевале, укрывшись за грудами камней и поваленными деревьями. Несмотря на глубокий снег и пронизывающий восточный ветер, шинели на партизанах были редкостью. Вместо них - пестрая смесь английской, немецкой, итальянской, болгарской и югославской военной формы. Единственное, что их объединяло, - неизменная красная звезда с правой стороны пилоток, ушанок, папах. Видавшая виды форма не спасала от холода, людям приходилось двигаться, чтобы не замерзнуть. Среди партизан оказалось множество раненых. Почти у каждого были перебинтованы рука, нога или голова. Но удивительней всего были их лица. Усталые, голодные и изможденные до крайности, они светились спокойствием и уверенностью. Этим людям терять было нечего. В центре группы партизан, под прикрытием двух чудом уцелевших под вражеским огнем сосен, стояли двое. Густая с проседью шевелюра и глубокие морщины на усталом лице одного из них выдавали генерала Вукаловича. Его темные глаза блестели, как всегда, ярко, когда он наклонился, чтобы прикурить сигарету у своего спутника - смуглого, с крючковатым носом и вьющимися черными волосами, выбивающимися из-под потемневшей от крови повязки на голове. Вукалович улыбнулся.

- Конечно, я спятил, мой дорогой Стефан. И ты тоже, иначе бы уже давно отошел с этой позиции. Мы все сумасшедшие. Разве не знал?

- Как же не знать, - майор Стефан провел рукой по подбородку, поросшему недельной щетиной. - Но то, что вы решили прыгать с парашютом в расположение нашей части, настоящее безумие. Вы же могли... - он внезапно осекся и посмотрел туда, где только что раздался щелчок ружейного выстрела. Паренек лет семнадцати, отведя винтовку в сторону и приставив к глазам бинокль, вглядывался в белесую мглу ущелья. - Попал?