Гном бросает наблюдать за автобусом, направляется к людям. Он — не овчарка, не дог, не кокер-спаниель, в его жилах вообще нет ни капли крови, которая придала бы ему характерную внешность. Это уродливый пес с большими обвислыми — одно свешивается ниже другого — ушами. Лапы короткие и хилые. Шерсть у него когда-то была белая с желтоватым подшерстком. Гномом его назвал мальчик. В щенячестве Гном спал в углу гостиной и сторожил оттуда детскую. Бывало, его ласково гладили, а сам он даже лизал руки хозяину, который по выходным приносил ему куриные кости. Но, невесть почему, псу пришлось неоднократно привыкать к новому рациону. Он приучился питаться моченым хлебом, рисом с бобами, вареными овощами, супом. Затем, хотя он и на этой диете был готов существовать, с продуктами стало совсем туго. Пес исхудал, шерсть у него вылезла, люди с ним больше не играли. Шли годы. Мальчик вырос, пошел в школу. Начал кататься на роликах, играть в бейсбол, а Гнома больше не замечал. Однажды утром хозяин вывел его на двор и там оставил, среди гнилых досок и ржавых железок. Там он прожил год, охотясь на крыс и лягушек, утоляя жажду затхлой водой из заплесневелого котелка, пока однажды вечером ему не дали снотворное. Пса засунули в корзину, увезли и бросили неподалеку от главного проспекта. Несколько месяцев он пытался найти путь домой: каждое утро долго бродил, отыскивая знакомое лицо, хоть что-нибудь знакомое. Научился ночевать в закоулках, копаться на помойках, выпрашивать объедки, облизывать оберточную бумагу. Голод подкосил силы, и он поневоле приостановил поиски дома, но воля у пса была железная: он упорно держался за жизнь и искал себе нового хозяина. И теперь, пока автобус не подошел и остановка не превратилась в людской водоворот, Гному надо не мешкать, энергично и грациозно вилять хвостом.
Уэви, однако, не торопится. Две остановки он промчался с ветерком, выгадав пять минут. Он расслаблен и доволен жизнью. С тех пор как он завязал с темными делами и пошел в водители, он прилюдно объявил себя однолюбом, перестал изменять жене — словно честная жизнь предполагала и честность в браке. Перестал-то перестал, но недавно взялся за старое. Он изменяет своей рыженькой, а ведь она его ждет на следующей остановке: в руках термос, в термосе кофе. Жена водителя стоит в нескольких метрах от Гнома. Когда Уэви остановит автобус у бровки, жена передаст ему кофе и, поцеловав, скажет: «Пока, милый. Береги себя», а потом, уже спустившись на нижнюю ступеньку: «Я крепкий сварила, твой любимый», — чмок-чмок-чмок. Рыженькая у него красавица; но русая — огонь-баба, чокнутая, ураган, Уэви наобещал ей с три короба: женюсь, детей нарожаем, заживем широко, на руках тебя буду носить. Но о рыженькой, преданно сжимающей термос, он не забывает: кроткая, как чистая простыня, как завтрак в постели, как горячая ванна после долгого дня за баранкой. Русая — ураган, тайфун, адское пекло, но она замужем за механиком — вот ведь бедолага, ишачит в частной мастерской до девяти вечера, затягивает гайки, чистит карбюраторы, и она его обязательно бросит: полудурок, двух слов связать не может, ничего красивого от него не услышишь, не умеет выразить свои чувства, чтобы дыхание перехватило. Рыженькая — высокая, как пальма, пальцы длинные, веселая, плотненькая и ждет его, всегда будет его ждать. Уэви не знает, что ему теперь делать, совсем в личной жизни запутался.