Между тем Октавио подозревает, что его проблема вызвана повышенной секрецией гормонов. Он не может воздерживаться ни дня — в том-то и загвоздка. Его всё возбуждает: фигуры, соприкосновение, голоса. Раньше он думал, что всему виной переходный возраст, потом — что попросту надо жениться, а теперь пришел к другому выводу: виноваты гормоны. И эта пытка навсегда. Позавчера смотрит — а прямо под носом чье-то бедро, чуть ли к щеке не жмется. Позавчера он ехал сидя. Смотрит — темнокожая мулатка, широкая в кости, с широкой попой. Пышные фигуры — моя погибель. Знаешь, что главное изобилие скрыто одеждой: горячие дебри лобка и настоящая пещера; воображаешь ее губы, воображаешь ее в позе сверху или на четырех костях, а она вообще с тобой не знакома, она выходит на своей остановке. А вот идет другая, у нее прекрасное лицо, и ее рот вновь и вновь заглатывает мой член; а у третьей — груди, прижимаю к ним свой отвердевший конец, вот так, пусть трется, а потом чувствую ее язык на головке и выше; а у четвертой попа огромная — ну прямо валун, и в ее замочную скважину я тоже вставлю свой бешеный, раскаленный ключик. Моя погибель и в том, что все они разные. В одной мне нравится одно, в другой — что-то второе, в третьей — еще что-то, многообразие форм, так сказать, вчера меня распаляли густые кудри, а сегодня — прямые золотистые волосы и нежный пушок на благоухающем затылке; мне нравится уже не пышная плоть — разонравилась, — а накачанные мускулы, туго натянутая кожа. Его жена второй день болеет, грипп. Сегодня Октавио и вовсе не повезло: руки Илки щупают его, обыскивают. Дыхание Илки овевает его спину. Запах Илки, растолкав легионы других, проникает в его легкие. Гони эти мысли — но разве прогонишь, не могу вывести себя из состояния, когда я не способен прогнать ненужные мысли. Анус сопротивляется его члену, но член не сдается, ни на что не отвлекается, не знает отдыха. Сегодня Октавио пришлось тяжко. Он был вынужден заниматься самоудовлетворением в туалете, манипулировать своим фаллосом, хотя сегодня он спал с женой, а жена у него сексапильная, этого он не отрицает, светленькая мулатка, несомненная сексапильность, великолепные волосы, между ног — вулкан, как не признать, но ею одной он обойтись не может, все восемь лет брака, со дня свадьбы; Октавио вынужден воображать себе то блондинку, то негритянку, то худышку, то толстуху, то деревенскую бабенку; формы нужно варьировать. Однажды что-нибудь стрясется, в один прекрасный день, один шанс на тысячу. Что-нибудь стрясется, к его несчастью.
Октавио и не подозревает, как вскоре повлияет на его судьбу Гном. А пес тем временем пытается завоевать симпатию тех, кто стоит на остановке в ожидании автобуса. По натуре Гном — домашнее животное, потому и пытается набиваться на ласки, «а ну, иди сюда», «дай лапу», «эй, Гномик» и свист, «Гно-о-ом» и торопливое пощелкивание пальцами, «Гно-о-ом» — зовут есть. Кандидата он выбирает неспешно. Пес знает, что вряд ли кому-то понравится, и потому каждый раз все дольше медлит, прежде чем подбежать к какому-нибудь человеку. Каждая попытка завоевать чье-то сердце — это риск. Пес ничего не умеет анализировать, кроме запаха: первое время он выискивал запах, напоминающий о его прежнем хозяине, ходил кругами вокруг человека, пока тот не обратит внимание, и приближался, виляя хвостом, опустив морду, подчеркивая почтительность, смирение, свою собачью преданность. После нескольких неудач стал отдавать предпочтение менее агрессивным запахам — женским. На сей раз он подбирается к рыжей, которая держит в руках термос с кофе. Обнюхивает голые икры, дотрагивается до теплого тела. Женщина рассеянно отстраняется от влажного собачьего носа. Гном лижет пальцы, торчащие из открытых босоножек, и только теперь женщина замечает пса. И пинает его в зад: «Сгинь, псина, сгинь». Гном чувствует, что его колотят и другие, из солидарности с женщиной: «Сгинь, псина, сгинь». Гном скулит, юркнув между ног старухи, «Сгинь, псина, сгинь», и кто-то швыряет в него камнем, попадает в ребро: «Сгинь, псина», и Гном удирает, перепуганный, сначала по тротуару, навстречу машинам, но рядом падает еще один камень, отрезая ему левый фланг, и пес незаметно для себя выскакивает на мостовую, под лапами асфальт, навстречу летит автобус Уэви.