Увлекшись поеданием потатов и заедая их икрой, Тимофей не услышал, что хозяин обращается к нему, пока не получил тычок под бок.
— Давай, ответное слово говори, — сердито прошипел Костка. — Скажешь, кто мы такие да откуда. Не забудь поблагодарить. Да лести, лести побольше — они это любят!
Тимофей, стыдясь за нелепое платье, встал. Немного подумал и начал:
— Достопочтенный хозяин, — поклонился он пану Стасю. — Прекрасная хозяйка, — поклонился супруге. — Панове, — качнул кубком вдоль и вдаль стола. — Мы, бедные странники, вельми признательны за гостеприимство. Не скрою, я очень счастлив, что стал гостем в вашем прекрасном замке. Посему мне хотелось бы выпить за польское гостеприимство!
Шляхта, коей тост пришелся по душе, взметнули кубки, словно горнисты, играющие атаку, и, дружно прокричав: «Виват!», выпили до дна. Пан Стась, который пил не меньше других, тем не менее не оставлял гостя в покое. Приказав кравчим вновь наполнить чаши, он приветливо покосился на Тимофея и спросил:
— Не будет ли мой гость настолько любезен, чтобы сообщить нам свое имя!
Тимофей, который уже давно был мысленно готов к подобному вопросу (даже и странно, что его не задали раньше!), вежливо поклонившись хозяину, с огромным достоинством изрек:
— Мое
Как ни странно, но и шляхте, и хозяину этого оказалось довольно. На что Тимофей, собственно, и рассчитывал. Ну, подумаешь, Евдоким Конюхов — стремянный, который должен присматривать за лошадьми, по сути — старший конюх, а не конюший, кто же в Польше-то мог это знать?
Тостов было много. Одно хорошо, что пили не водку. Ну а французского вина, которое подливалось и подливалось в кубки неутомимыми кравчими, стоявшими за спинами гулявшей шляхты, можно было выпить много…
Как он оказался в постели, Акундинов не помнил. Но это сейчас его не особо и волновало. Гораздо больше беспокоило другое — куда бы пойти, чтобы избавиться от жидкости, которая грозила разорвать пополам. Но тут, словно поняв, что нужна, к нему подскочила давешняя девка и, даже не спрашивая, вытащила из-под кровати ночной горшок. Позевывая, поднесла его к тому самому месту…
Акундинов, который еще не привык к европейским манерам, взял горшок в свои руки, чем, кажется, насмешил служанку… «А что, с… — то тоже в горшок?» — с ужасом подумал Тимофей, завершая «мокрое» дело.
— Проснулся, пан москаль? — услышал он голос Мордки. — Ваше платье готово! Всю ночь шили, — добавил портной со странноватой гордостью. — Да вы продолжайте, я подожду…
Акундинов чуть не выронил посудину, но девка, не забывавшая о своих обязанностях, быстро перехватила горшок и вынесла его из комнаты.
Лакей, вошедший в комнату вместе с Мордкой, помог обрядиться в непривычные одежды: кружевную рубаху, камзол с разрезами на рукавах и короткие, доходящие до колен штаны. Ну а чулки Тимоха натянул сам.
— Не взыщите, пан москаль, — извиняющимся голосом сказал портной, — но сапоги придется свои поносить. Сапожник Хаим, что в замке был, умер недавно, а новый еще не прибыл. Да и прибудет ли…
— Ты бы, жид, не болтал без меры, — одернул его холоп. — Куда он денется, сапожник-то?! Пан Станислав велел, чтобы не позднее среды сапожник был. Стало быть — будет. А будешь болтать, так и с тобой будет то, что с Хаимом.
— Ну, это, конечно, — поцокал языком Мордка. — Но если вешать всех старых евреев, так кто же будет пану Мехловскому камзолы да кюлоты шить? Уж не вы ли? Так вас пан Станислав раньше меня повесит. Ладненько, — махнул руками портной и спросил, обращаясь к Акундинову: — Хотите в зеркало на себя глянуть?
Слуга отдернул один из настенных ковров, за которым скрывалось прекрасное венецианское зеркало. Посмотревшись, Тимофей увидел вместо себя какого-то иноземца — не то англичанина, не то немца. Такие попадались в Китай-городе в Москве да иногда — во Фрязинской слободе в Вологде.
— Ну как, пан москаль? — нетерпеливо спросил портной.
— Здорово! — искренне сказал Тимофей, которому очень понравился знакомый незнакомец в зеркале.
— Ну так! — горделиво вскинулся тот. — Старый Мордка шил костюмы на самого короля Станислава!
— Слушай, — стесняясь, спросил Тимофей. — Ты молодец. Но, скажи-ка, дядька, а где тут у вас… — замялся он, — нужник?
— А зачем он вам, пан москаль? — удивился Мордка. — Вы же благородный гость. К вам и Витуся приставлена, чтобы благородное ваше э-э… уносить…
Акундинов хотел было не по-благородному дать старому жиду в ухо, но тот ушел. Ну что же делать…