Дети ада

— Наверное, Паук, — буркнул, поднимаясь со стула Коля. На ногах он держался не очень-то твердо, но глаза воинственно блестели.

— Че надо? — рыкнул он, подойдя к двери, запертой на расшатанный запор.

— Прекратите шуметь на весь дом, хулиганы! — тонким женским голосом кто-то запел за дверью. — У нас ведь дети — спать никому не даете, проклятые пьянчуги! Как не стыдно? Вот вызову милицию, так по другому запоете!..

— Я тебе сейчас заткну пасть, курва! — пробурчал Белый, щелкая защелкой и ногой распахивая дверь.

Каково же было его изумление, когда вместо крикливой бабы перед ним возникли двое рослых незнакомых мужчин, причем один был выше его ростом и шире в плечах. Пока шестеренки туго проворачивались в хмельной голове Белого, мужчины отпихнули его к стене и не вошли, а ворвались в прихожую, а затем и в комнату. Петя и дядя Володя соображали быстрее: у одного в руке блеснула финка, второй рвал из кармана кожаной куртки пистолет, но незваные гости, по-видимому, были готовы к этому: высокий барсом прыгнул на дядю Володю и опрокинул его на пол вместе со стулом. Второй ловко поймал было взметнувшуюся руку Пети с финкой, резко вывернул ее, но очевидно перестарался: раздался неприятный треск, затем дикий вопль и рука Штыря безвольно повисла вдоль туловища, а лицо исказилось от боли. Финка — это оказался охотничий нож Антона — со звоном упала на пол. Вася Тихий с ужасом смотрел на эту стремительную схватку, поймав настороженный взгляд Ивана Рогожина, забормотал:

— Я просто выпил с ними... Я не воровал, видит Бог!

— Прикуси свой подлый язык, сучонок! — блеснул на него округлившимися глазами Петя Штырь, губа у него была закушена. — Это вовсе не мусора...

Антон гвоздил пудовыми кулаками дядю Володю, брыкавшего ногами в теплых сапогах на полу. Пистолет он так и не успел вытащить — он уже был в правой руке фермера. Не раздумывая, он нанес рукояткой удар по голове дяди Володи. Тот перестал сучить ногами и замолк, приоткрыв рот и закатив глаза.

— Не перестарался бы... — пробормотал он, поднимаясь с заплеванного в окурках пола.

— А этот белый верзила, что открыл? — спросил Антон. — Сбежал?

Иван, не отвечая, бросился вон из комнаты. Колю Белого он догнал у сквера, где они с Антоном выжидали удобного момента. Не будь тот так пьян, ему удалось бы в наступившей темноте скрыться, но Белый несколько раз упал и потом топал посередине улицы и озирался. Однако, когда Иван настиг его, в руке Белого был зажат длинный нож, поняв, что не уйти, бандит бросился к железобетонной ограде сквера, прижался к ней спиной и выставил руку с ножом. Сузившиеся глаза его с ненавистью следили за приближающимся Иваном.

— Порежу, сука! Лучше не суйся! — сквозь сжатые зубы прошипел он. Ноги раскорячены, руки растопырены, чуть подался вперед. Иван не сомневался, что такой пырнет финкой и не поморщится. Раз в неделю они с Дегтяревым ходили потренироваться в закрытый спортивный зал милицейских работников — туда по старой памяти пускали Тимофея Викторовича, — но в светлом зале паркет, на ногах кроссовки на резиновой подошве, а здесь скользкий тротуар и сумрак. Ни одного прохожего не видно. Лишь там, где кончается улица, желтел свет фонаря, поблескивали провода.

Бросок вперед, обманное движение в сторону, но нож все-таки немного зацепил его плечо. Резкая боль, будто в это место кипятком плеснули, влажное тепло под курткой и рубашкой, но тут же все это забылось: тело напружинилось, мышцы напряглись, все чувства обострились, как всегда бывает перед решительной схваткой. Сокрушительный удар в лицо заставил рослого бандита откинуть голову так, что обнажилась шея, затем резкий боковой удар ребром ладони по горлу и вот уже обе руки Ивана резко выворачивают кисть противника с ножом. Тот хрипит, вращает осатаневшими глазами, но нож не выпускает. Удар коленом в пах, следующий в подбородок — уже кулаком, еще сильный рывок за кисть с выворотом и финка, блеснув узким лезвием, улетела в сквер через низкую ограду. И тут что-то случилось с Иваном — такого в армии на тренировках никогда не случалось — настолько омерзительной показалась ему рожа бандита, что кулаки его сами собой замолотили по ней. Заныли костяшки пальцев, хрустнул сустав большого пальца, а он все гвоздил и гвоздил эту бесформенную рожу, пока бандит не зашатался и не рухнул на тротуар, ударившись башкой об ограду. Послышался издалека слабый вскрик, краем глаза он увидел высокого мужчину, который схватил женщину под руку и, все убыстряя шаги и оглядываясь на него, Ивана, потащил ее в сторону желто светящегося уличного фонаря.

Он нагнулся, за желтые волосы приподнял голову бандита, тот заморгал и что-то забормотал, плюясь кровью.

— Вставай, сволочь, — вяло сказал Иван, чувствуя, как по рукаву из раны в плече скатывается теплая кровь. Подвигал плечом, вроде бы рана неглубокая, чего же тогда так сильно кровоточит? Он помог Белому встать и, придерживая его за рукав рубашки, потащил к парадной. Как два пьяных, шатаясь и задевая плечами за стены, поднимались они на третий этаж.