Глухо звякнув, выпал из тонких девичьих пальцев осколок стекла. Кровь из распоротой ладони густо закапала на пушистый плюш ковра. Ухватившись за рукоятку торчащего в кобуре пистолета, Инга потянула оружие на себя.
Рывок – и вороненый курносый «ПММ» оказался в ее руках. Секундная заминка и напряженно сморщенный лоб – девушка осматривает пистолет. Все-таки дочь офицера – она понимает, что просто нажать на курок недостаточно. Определенно нужно чем-то предварительно пощелкать…
Во мне нарастает тревога и настороженность. Хмурюсь, неуверенно переминаюсь на месте, пару раз даже беспомощно оглядываюсь.
Как бы – э-э-э… Оружие, поверженный хаджиевец… Это ведь все моя добыча?! Чего она там трется?
Сформировавшаяся мысль вспыхивает молнией, мгновенно разгоняет тени сомнений и расставляет все по своим местам.
Инга справляется с пистолетом и с трудом передергивает затвор. Все, оружие готово к стрельбе.
Девушка наводит ствол на умирающего, ее потрескавшиеся губы яростно шепчут нечто прощально-обвиняющее.
Зрение полыхнуло алым, ярость сметает логику и воспитание – я рвусь вперед, сотрясая помещение всеопределяющим криком:
– Мое!!!
Инга вздрагивает, косится на меня восхитительными, но такими злыми и заплаканными глазами. Ее губы перекашивает, она торопится, спешно и упрямо давит на спусковой крючок.
Банг!
Грохот выстрела лупит по ушам! Крошево расколотой плитки стегает по лицу раненого. Промахнуться можно даже с метра…
– Мое!!! – ору яростно и возмущенно, ибо чую – хаджиевец вот-вот уйдет за грань.
Непонятно?
Так проще?!
Игнорируя боль в простреленном бедре, я одним прыжком сокращаю дистанцию. Рукой сбиваю в сторону лязгнувший затвором пистолет. Оружие вновь грохочет, обжигая ладонь огненным выхлопом и раскалывая очередную плитку на полу.
Ногой бью раненого в голову. Жестким «фаталити», на добивание.
Прихожу в себя через пару секунд времени реального и вечности – времени субъективного, внутреннего. Стою на одном колене, ладони упираются в колючий ковер. Голова опущена, нитка слюны тянется до самого пола.
Что это было?!
Рядом присаживается Илья, успокаивающе кладет руку на мое плечо и настойчиво заглядывает в глаза. Его голос полон понимания и вроде как даже легкого оттенка зависти:
– Первый, да?
– Что?! – Я встрепенулся и ошарашенно уставился на парня.
Он что, мысли читает? А то и вовсе – знает, что, черт возьми, происходит?
– В первый раз такие симптомы? Раньше не накрывало? А эпилептиков в роду не было?
Теперь голос Ильи тревожен и по-врачебному требователен. Однако взгляд его мечущихся глаз – неуловим. Юлит? Под дурачка косит? Или это у меня паранойя?
Многообещающе прищуриваюсь:
– Иди на хер! Мы с тобой дома поговорим, а сейчас нам уходить надо! Хаджиевцы крови не простят!
Неожиданно легко встаю на ноги. Заряд бодрости – как после утреннего прохладного душа. Да – все еще «болять мои раны». Но шевелиться и соображать уже могу. Отнюдь не состояние «третьего раунда после двух нокдаунов».
В правой руке по-прежнему зажат пистолет. Правда, с боезапасом полный ахтунг – четыре патрона в магазине и один в стволе.
Демонстративно прячу оружие в кобуру, деловито командую:
– Так, мародерим в темпе вальса, затем уходим. Нашумели мы знатно! Илья, как там Скрипач?
Роль самоуверенного вожака отыгрываю с трудом. В паре шагов от нас стоит попятившаяся Инга, нервно тискающая направленный на меня пистолет. Подленько так направленный – куда-то чуть ниже живота, в самое сокровенное…
Понимаю, это у нее от неуверенности и сомнений – то ли опустить оружие, то ли наоборот – стволом в зубы ткнуть? Но мне от этого не легче. Яйца сжались до размеров горошин и расползаются в стороны, уходя с линии огня.
Обращаюсь к девушке, картинно вскидываю бровь:
– Инга, первое правило обращения с оружием. Никогда не направляй ствол на человека! Враги, они вон там!
Указываю ей за спину, и бывшая пленница ожидаемо ведется – рефлекторно доворачивает тело и бросает назад испуганный взгляд.
Подшагиваю вперед – быстро, но очень плавно. Кладу обе руки на ее пистолет. Теперь – даже если захочет – не выстрелит. Затворную раму я зажал мгновенно окаменевшей хваткой.
В принципе, девушка уже в моей власти. Но на силовой конфликт идти не хочу. Мягким движением большого пальца поднимаю флажок предохранителя, успокаивающе улыбаюсь, отпускаю чужой пистолет и делаю шаг назад.
– Сейчас прямой опасности нет, не стоит махать взведенным стволом.
Илья, присевший около бледного как стена Генки, пробурчал вполголоса:
– И докторов тоже нет. Сделаешь в командире дырку – хрен запломбируешь…
Осторожно отведя от раны руки всхлипнувшего Скрипача, парень взглянул на влажное кровавое месиво и удивленно покачал головой:
– Генка, ты почему еще живой, а?
– Илья?! – рявкнул я вполголоса, осаживая потерявшего берега парня.