Дети апокалипсиса

Он занимал соседнюю беговую дорожку и легко выдерживал задаваемый ею часовой марафон.

Он молча вставал со скамейки и еще на подходе встречал желающих подкатить к ней ухажеров. Просто вставал на пути и вопросительно приподнимал бровь. Самоуверенность вдруг мигом слетала с юных пикаперов, они вновь сутулили чахлые плечики и, вильнув ногами, резко вспоминали о делах в другом конце зала.

Он даже прикрывал Яну спиной во время выполнения девушкой особо откровенных асан, чем забавлял ее до невозможности. Ути-пути, какая забота о морали!

Но он стал привычен. Его присутствие – успокаивало. Оно было надежным и нерушимым. И она вдруг поняла, что значит выражение «за ним, как за каменной стеной». А вот без него… Без него как-то мигом становилось пусто и неуютно.

Проснувшись на третий день Катастрофы, она так и не рискнула выйти из дома. Ей хватило нескольких часов наблюдения с балкона, чтобы из юной гордячки превратиться в зашуганную затворницу. Она почти не ела – лишь плакала и сжималась в комок от каждого шороха. Она не заходила в ТУ САМУЮ комнату и запретила себе думать о родителях. И среди череды страхов и кошмаров она вдруг вспомнила о НЕМ. Стало легче. Будто он вновь незримо стоит за спиной, укрывая от жадных взглядов и бытовых невзгод. И тогда она стала думать ТОЛЬКО о нем.

Когда в дверь осторожно постучались – Яна вдруг сорвалась с места и принялась торопливо растаскивать хилую баррикаду. Лязгнув замками, она распахнула дверь. Секунда, чтобы узнать, еще одна – чтобы поверить. По-детски всхлипнув, Яна бросилась к нему на шею.

Заливая его грудь слезами, она подняла заплаканное лицо и прошептала:

– Как долго я тебя ждала…

* * *

– Ма-а-а-рик… Ма-а-а-рик! Ну вставай же, ну что ты, ну пойдем… Я ведь обед приготовила, пюрешка с тушенкой! Из пакетов, но вку-у-у-сные! Все как ты любишь, ты только вста-а-а-а-нь!!!

Замираю беспомощно, абсолютно не понимая – чем могу помочь? Рвануться через простреливаемую улицу, подбежать, присесть рядом и поблагодарить за спасение? А нужны ей мои слова? Да и услышит ли? Может, и вовсе – в лицо вцепится? Причем будет в своем праве…

Вновь хрустит потревоженный асфальт. С перекошенным от злости и напряжения лицом ко мне ковыляет Инга. За ее плечо цепляется постоянно оглядывающийся Скрипач. Силуэты ребят на фоне дороги напоминают об опасности.

Вскидываю «калаш», прижимаю приклад к плечу. Над стволом воздушное марево от разогретого металла. Траурно звенят под ногами стреляные гильзы, соленый запах крови спазмирует желудок и побуждает к рвоте.

Усиленно дышу носом, бдительно контролирую улицу.

В моей башке раздражающе похрапывает спящий зверь. С этим квартирантом надо будет разбираться отдельно. Главное, чтобы имя у него было не медицинское, из справочника психиатра.

Мушка на конце ствола дрожит, картинка покачивается вместе с кружащейся головой. Хреново-то как…

Причем «хреново» не только с разумом, но и с боеприпасами. Мой внутренний счетчик БК уже давно накрылся рваной пилоткой, четкой цифры остатка патронов я не назову. Но сколько секунд можно вести бой с полупустым магазином – я себе примерно представляю. И секунды эти уже на исходе. Одна-две очереди – и прощай огнестрел, привет палка-копалка…

Вот где бы достать патронов, а? «Пять-сорок пять на тридцать девять» – калибр армейский, гражданского оружия под него – хрен да ни хрена. В охотничьих сейфах его вряд ли можно отыскать. Беда…