Дети апокалипсиса

– Ладно, Илюха, не кисни. Намотай сопли на кулак, врагам на устрашение, и двигай на выход. Время мародерить.

На первый этаж спустились без проблем. Похоже, что в нашем подъезде живых больше нет. Заглянули лишь за хаски с двадцатого, но и тут мы опоздали. Дешевое дверное полотно оказалось вспорото когтистыми лапами и прогрызено дюймовыми клыками. Что характерно – снаружи…

У подъезда очередной сюрприз. Пара невысоких и коротких могильных холмиков, с потертыми ошейниками вместо монументов.

Алик жестом итальянского мафиози поцеловал зажатый в руке пистолет и удовлетворенно зажмурился:

– Видать, не промазал я вчера. Проредил песиков…

Задумчиво киваю, настороженно обшаривая взглядом окрестности. Вроде тихо…

Блин, Алик!

Рывком за плечо осаживаю борца, попытавшегося зафутболить мемориальный ошейник.

– Харэ вандализмом заниматься! Не плоди сущности, и так себе кровников завел. Глянь, вон, какое замечательное творчество.

Алик обернулся, склонил голову к плечу и уставился на корявую надпись на стене, неровно выведенную детским почерком.

«СТАЯ АТАМСТИТ!»

Борец презрительно хмыкнул, хотя глаз его заметно дернулся.

– Не простю – атамстю… – не особо удачно срифмовал Алик.

Шутки шутками, однако шажок назад он сделал, оружие перехватил поудобней, да и взглядом нервно заелозил по окрестностям.

Убедившись, что прямо сейчас никто мстить не собирается, Алик сплюнул на подсохшее кровавое пятно, украсившее асфальт бурой комковатой кляксой. Покрутил головой, словно воротник футболки стал излишне тесным, пожаловался:

– Я что-то в последнее время к собачкам охладел. Такую неприязнь к ним испытываю – прямо кушать не могу. Пойду я, пожалуй, парни. Вы проконтрольте еще с минутку двери, чтоб я за спину свою был спокоен. Очкую че-то…

В доме напротив с хрустом распахнулось окно. Из темноты комнаты на подоконник запрыгнула чумазая обнаженная девушка. Зыркнула на нас, понюхала носиком воздух, и вдруг оскалилась-залаяла:

– Ав! Ав! У-у-у… – пародийный лай перешел в заунывно тоскливый вой.

Вогнав нас в ступор, она как-то пугающе по-собачьи уселась на задницу, абсолютно не стесняясь бесстыже раздвинутых ног. Склонив голову к плечу, принялась бесцеремонно нас разглядывать.

– Это добром не кончится… – пробормотал окончательно деморализованный Алик.

Махнув нам рукой, он развернулся и, вяло передвигая ногами, скрылся в подъезде.

– Кто это? – негромко прошептал я, аккуратным движением возвращая «Ксюху» на предохранитель.

Илья сглотнул и, не отрывая взгляда от девичьих прелестей, шепнул в ответ:

– Не знаю. С неделю как появилась. Пацаны говорили, что от Зураба сбежала. Мозгами вот только протекла…

Окидываю взглядом ладную фигурку, поневоле представляю ее в волосатых лапах братьев Хаджиевых:

– Могу поверить…

– Красивая… – сам себе кивает Илья, – только трогать ее западло. Кто обидит – дня не проживет. Верная примета. Пойдем, Саня, ну ее к демонам…

Двинулись неторопливо и настороженно, как вечером в чужом районе. Глаза ловят любое движение, уши фильтруют звуковой ряд. Может, это нас и спасло…

В тени витрин гипермаркета блеснуло железо. Смутно знакомым звуком щелкнула тугая тетива.

– Бойся!

Бросаю тело в сторону, успевая на ходу оттолкнуть Илью и сдернуть с плеча автомат.

Дзинь!

Арбалетный болт разочарованно звякнул и высек злые искры из бетонной стены за нашей спиной.

– Ау-у-у!!! – восторженно взвыла за спиной безумная девчонка.

Резким скачком ускорилось восприятие. Время ухнуло в пропасть, послушно затормаживая свой бег. Воздух уплотнился, торжественный вой растянулся в бесконечную заунывную ноту.

Шу-у-ух…

Гудящим шмелем неторопливо приближается второй болт. Вращающийся в полете трехгранный наконечник отбрасывает россыпи солнечных зайчиков.

Отклоняю голову в сторону, мягко выхватываю короткую стрелу прямо из воздуха.

Ошибка! Физику еще никто не отменял…

Руку резко дернуло, полыхнуло болью. Тактические перчатки уберегли от ожога, но пальцы посекло жестким пластиковым оперением.

Демонстративно отбросив болт в сторону, я медленно зашагал к супермаркету. Обострившееся зрение рябит, то и дело заваливается в тепловой диапазон. На границе обоих спектров восприятия рождается нечто усредненное, позволяющее разглядеть в темноте торгового зала не только контуры тел, но и лица.

Воевать с суетящимися в магазине детдомовцами мне не хочется. Список врагов и так неприлично велик. Добавлять в него лишние страницы – дело самоубийц.

Шу-у-ух… величественно наплывает очередной болт.

Зрелищно – с искрами и звоном стали подправляю выхваченным ножом вектор полета стрелы.

Прячу клинок в ножны. Безошибочно нахожу глазами прячущегося в тени стрелка. Неодобрительно давлю его взглядом, качаю головой.

Всеми силами транслирую месседж: «Осуждаю… пока что… а ведь могу и осерчать…»

Больше по мне не стреляют. Но и я, приблизившись еще на два десятка шагов, вежливо замираю. Стою, закинув автомат за спину и мягко покачиваясь с пятки на носок. Резкими движениями не провоцирую. Слишком уж натянут нерв у парней внутри. Слишком знакомо бликует вороненый металл в руках у пары бойцов.