Дети Богов и Воинов

Роунат в три шага пересекла комнату и заключила меня в объятия, обрывая меня на полуслове:

– Я знаю.

Я хотела объяснить. Рассказать, что просто не могла совладать со скорбью и тревогой. Но как можно говорить о таком, когда наказание понесет она, а не я? Я позволила сестре держать меня так долго, как она хотела, чтобы спрятать лицо. Еще недавно от таких объятий из моих глаз потекли бы слезы, но теперь они пересохли. Так всегда случается, когда внутри воцаряется пустота.

Отстранившись, Роунат погладила мою здоровую руку.

– Пойдем, – быстро предложила я, не давая ей сказать ни слова. – К полуночи нужно добраться до острова.

Садясь в лодку, Роунат задержала дыхание:

– Меня не страшит одиночество, Фоула.

Я взяла весла, а Броккан забрался на колено матери: этот проворный олененок как-то умудрился даже не намочить башмаки. Роунат закутала его в свой плащ.

– Ну что, сынок? Поплыли на остров?

– Я не вижу. – Он старательно вглядывался в стену тумана, сотворенную ведьмами вокруг краннога. – А где остров?

– Туман слишком плотный, – объяснила я. – Увидишь, когда подплывем ближе.

Броккан прижался к матери, и я оттолкнула лодку от берега. В густой дымке я ничего не различала дальше собственного носа, но не сомневалась, что легко доберусь до островка в самом сердце озера. В детстве мы с Роунат плавали туда каждый летний день. Я найду его даже с закрытыми глазами.

– Томас сказал, что кранног очень уютный. – Кажется, я произнесла это, только чтобы развеять тишину. Уютный или нет, это все еще был кранног: сырое жилище на острове, со всех сторон окруженное водой и грязью.

– Лишь бы в доме было сухо и горел огонь, – улыбнулась сестра.

Я налегла на весла.

– А еще безопасно – смертные его даже не увидят.

Роунат фыркнула:

– И что же, по-твоему, подумают местные жители? Что остров проглотило неведомое чудовище?

– Вряд ли они будут думать о нем слишком долго, ведь там не выращивали урожай и не пасли скот.

Томас часто говорил, что воспоминания смертных гниют быстрее забытой еды, но меня все равно терзали сомнения. Вдруг кто-то попытается добраться до исчезнувшего острова вплавь? Или выйдет в озеро на лодке? Сумеет ли он найти Роунат и навредить ей?

Сестра прижала ладонь к моей щеке:

– Хватит волноваться. Я могущественная ведьма. Никто меня не обидит.

– Неужели у меня на лице всегда написано, о чем я думаю?

– Всегда. – Она подмигнула. – Но читать его умею только я.

Остаток пути я гребла молча. Ветер пускал по воде рябь, и лодка покачивалась на невысоких волнах. Через десять минут я по привычке уперлась веслом в воду, чтобы замедлить ход, и суденышко скользнуло на песчаный берег. Я с облегчением обнаружила, что сам остров не был погружен в этот вездесущий туман, а трава оставалась все такой же зеленой и пышной, как раньше. Чтобы здесь выжить, Роунат придется заняться земледелием, но местная почва была достаточно плодородной. В озере водилось немало рыбы. К тому же здесь обнаружился загон с тремя козами, неподалеку кудахтали четыре курицы.

Роунат направилась к хижине, скрытой в небольшой рощице, и я последовала за ней, прихватив сумки. На первый взгляд низкие земляные стены дома казались прочными, а на крыше лежал плотный слой соломы.

– Я буду счастлива, – сказала сестра. – Здесь есть все, что мне нужно.

Впрочем, на хижину Роунат смотрела недолго. Вскоре она перевела взгляд на боярышник, растущий в самом центре острова.

– Ты ведь сможешь поговорить с ветром, правда?

– Если ветер ко мне обратится, я отвечу, – кивнула она.

Разговоры о голосах ветра заставили меня вспомнить о той ночи, когда сестра попросила меня о помощи. Я отвернулась, не желая задумываться о событии, с которого все началось. Перешагнув через порог хижины, я обнаружила, что внутри она темная, скудно обставленная и потому безрадостная. Как бы я ни старалась, у меня не получалось вообразить, что Роунат будет жить здесь совсем одна.

А вот Броккану было безразлично, что остров крошечный и влажный. Он принялся беззаботно и весело скакать по грязи.

– Мам! – крикнул он. – А мы теперь тут живем?

– Да, но только сегодня, – улыбнулась Роунат.

Я взглянула на сестру. Раньше я никогда не слышала, чтобы она лгала сыну.

В центральном очаге краннога потрескивал огонь, и густой дым валил наружу через соломенную крышу. Роунат готовила суп: он пах диким чесноком и рыбой, которую мы поймали в озере. Несмотря на все мои сомнения, выглядел он весьма аппетитно. Сестра разлила еду по трем плошкам, и мы сели к столу.

За ужином стояла тишина: не слышалось даже привычной болтовни Броккана. Скорее из-за незнакомой обстановки, нежели преждевременной усталости.

– Кушай, родной, – сказала я, положив на тарелку мальчика яблоко, но он лишь покачал головой и продолжил рассматривать свои руки.

Роунат протянула сыну чашку.

– Водички, Броккан? Ты наверняка хочешь пить.

Мальчик послушно взял чашку, осушил ее и вдруг завалился вперед. Роунат поймала сына и усадила себе на колени.

Я подбежала и прикоснулась к его лбу, но он не горел лихорадочным жаром: напротив, кожа Броккана была прохладной на ощупь.

– Что случилось?