Тело тут же откликнулось, с готовностью, поразившей его самого. Да, ему нравилось флиртовать с Ренатой. Сейчас она раззадорена, и склонить ее в нужную сторону несложно. Побольше раскаяния. Пусть все атаки разбиваются о его покорность.
— И ты меня ненавидишь? Я был болен, Рената. Сейчас, когда я выздоравливаю, — неужели ты от меня отвернешься?
— Ты молчал о том, что вы нексумы. И Уирка. Вы оба мне врали.
— А зачем говорить? Это наше общее несчастье. Вынужденная тяга друг к другу из-за моей ошибки… — Он встретил ее взгляд и поправился: — Из-за моего преступления… Невольного… Твой интерес — не буду наглеть, не назову его любовью — твой интерес стоит гораздо больше нашей ненавистной обоим связи. Ведь это же ты спасла меня… облегчила мою участь!
— Да, Уирка говорила с Ансельмом по моей просьбе, — кивнула Рената. Тон ее смягчился — чуть-чуть. И осанка не была уже такой преувеличенно гордой: она склонилась, слушая. — Моя любовь к тебе — любовь, Флавий, и ничто другое, — она пропала. Прошла, когда я поняла, что ты лжешь.
— Рената! Я никогда не предлагал тебе себя в нексумы. Твоя свобода для меня слишком много значит.
Она прищурилась:
— Что-то слишком сложно. Ты так меня любишь, что не смеешь предложить нексумное партнерство?
Кто-то сухой и холодный внутри Флавия усмехнулся: «Это не я говорю о любви, а ты, моя дорогая. А я, значит, должен из кожи вон лезть, чтобы соответствовать?»
Сказал же он другое:
— Как я могу навязываться тебе? Я человек конченый, а у тебя впереди вся жизнь.
— Я же сказала, что хочу помочь. Ты мог бы не решать за меня… за нас обоих. Если я хочу связать себя…
— Рената! Ты этого хочешь? — мурлыкнул Флавий и тут же добавил печально и покорно, сделав вид, что стыдится собственной смелости:
— Я не достоин такой жертвы.
— Будущее Уирки ты проглотил не поперхнувшись.
— Оно мне до сих пор икается. Ты не представляешь, что такое эта наша сердечная связь: меня выламывает — а она смеется!
Рената ревнует? Что ж, это легко обратить себе на пользу. Флавий встал, делая вид, что не справляется с волнением, и сделал шаг к ней. Рената машинально, не думая, шагнула навстречу. Взгляд ее туманился, от гордости не осталось и следа. Еще шаг, и еще — и пальцы его опущенной руки коснулись ее пальцев.
— Рената, твое любящее сердце я чувствую лучше, чем сердце нексума. Наша связь с ней — случайная. Ни мне, ни ей не нужно навязанной любви, любви вынужденной, любви против воли.
Последние слова Флавий говорил, поглаживая ее ладонь. Рената слушала внимательно и руки не отнимала. Он восторженно заглянул ей в глаза:
— Ты очень красива, Рената. Если бы я мог сейчас смеяться, то посмеялся бы над мыслью, что могу предпочесть тебе — тебе! — неуклюжую, неопытную девицу. Пусть у нас нет будущего, но сейчас, пока мы еще живы, — давай забудем обо всех? Давай хотя бы сейчас у нас будем только мы?
Рената пыталась что-то ответить, но Флавий поднял ее ладонь, прижал к сердцу — и она замерла, прислушиваясь к себе. Флавий положил руку с разведенными пальцами на ее крутой бок. И не сдержал довольной усмешки: все эти хлопоты стоило затевать хотя бы ради того, чтобы увидеть суровую воительницу в экстазе. Редчайшее зрелище! «Сегодня будет нежно, Уирка», — сказал он про себя. Кто ее знает: услышит, наверное, и почувствует… Что-нибудь.
Пусть удовольствие станет Ренате наградой за все мучения в ледяном Скогаре. Удовольствие Флавий доставлять умел. Когда они отдыхали, обнявшись, она простонала тихо, почти неслышно:
— А все-таки я… не на месте кузины.
— Нет, — шепнул он, лаская ее. — Тебе бы я этого не пожелал. Мы все так или иначе сопротивляемся телесной привязке. И я пробил ее защиту через телесную боль.
— Ты чудовище! — сказала Рената с нежным смешком, и больше они не говорили.
***
Ларс спрятал своих воинов на болоте, а на высоком берегу Комарихи, недалеко от ее устья, поставил в засаде лучников. В их числе были и имперцы. На болотах им нечего было делать, а здесь они могли принести пользу, особенно Рената. Ее стрелы, укрепленные магией, всегда били в цель и пробивали кожаные куртки с пятисот шагов.
Лучники спрятались в ожидании врагов — кто за камнями, кто за кустами, кто в земляной яме. Кьяртан устроился рядом с Уиркой за большим валуном, опасно нависающим над обрывом. Схватил за плечо, наклонился к уху и зашептал:
— Объясни. Мне нужно знать, стоит ли тебе доверять. Скъегги сказал, что вы с Флавием нексумы. А Флавий не возражал. Это точно правда?
Уирка задиристо вскинула голову:
— Точно. Правда.
Она дернула плечом — и Кьяртан разжал пальцы. Уирка сейчас снова, как с Ренатой, почувствовала себя взрослой и циничной. Взгляд Кьяртана настойчиво требовал отмыться — прямо сейчас, не сходя с места. Еще вчера Уирка стала бы наговаривать на себя, чтобы позлить Кьяртана, а главное, чтобы ее не подловили на том, что оправдывается, и не сочли жалкой. Но сейчас она сказала:
— Я не предательница, я дура. Должна была понимать, что враг — не обязательно чудовище… Что не только чудовище может быть врагом. Ну, потерпи меня. Осталось-то немного.
— Ансельм тоже знает?