Дети Солнца (СИ)

Растус присматривался к воинам Туммахойнена: из какого они теста, на что годны? Вызвал одного из них на поединок — просто чтобы прощупать. Силищи в нелюде было много, а вот воинской сноровки никакой. Звери и те дерутся изобретательнее. Растус соскучился и хотел прекратить поединок, но нелюдь как будто не мог остановиться. Пришлось убить. И ведь даже улаживать дело с остальными воинами Туммахойнена не пришлось: они не обратили внимание на смерть товарища. Это поразило Растуса больше всего.

Однажды ночью ему приснился Скъегги. С тех пор, как колдун навел нелюдь на остатки лагманова войска, он исчез и больше не показывался, а тут явился в сон как к себе домой.

Растусу снилось, что он поднялся, чтобы подбросить в очаг дров. Огонь никак не хотел разгораться. Вокруг было темно и пусто, все его люди куда-то делись. Он присел перед очагом — и вдруг огонь погас, и дом наполнился дымом. Растуса посетило противное, тоскливое беспокойство. Казалось, сейчас кто-то — или что-то? — накинется сзади, вцепится в загривок. Он так и эдак пробовал развести огонь — и огонь разгорелся, только тусклый, темно-багровый. Тогда Растус и увидел Скъегги: тот сидел с другой стороны очага, тоже на корточках, и смотрел на огонь, избегая взгляда Растуса.

— Я видел у Ларса Болотного твою девочку, — сказал Скъегги. — Ну, которую ты сжег, помнишь? Целехонька.

Растус сглотнул. Он думал, что готов к разоблачению, но остаться спокойным не получилось. Вот сейчас ему бросят обвинение в предательстве — и всё будет кончено.

— Молчишь? — спросил Скъегги. — А и правда — сказать-то нечего. Что, Бич Ольми, Гроза Империи, прокололся на юбке? Ладно, не ты первый, не ты последний. Арзран всё равно избавился бы от тебя рано или поздно. Как от Сверри.

— Зачем ты явился с этим ко мне, а не к Арзрану?

— Затем, что Арзран обманул и унизил не одного тебя. За сына Ансы вы оба должны ответить. Но, может быть, ты не откажешься хотя бы частично исправить то, что натворил?

— Что толку в твоих предупреждениях, если мне некуда деться? — сказал Растус.

— Деваться тебе некуда, это точно. Но ты можешь насолить Арзрану. Лишить его большей части барыша от твоего предательства. Прежде чем Арзран с тобой расправится, убей Туммахойнена.

— А, вот ты к чему? — сказал Растус. — Кто такой этот Туммахойнен? Его воины — это и есть лесные? Арзран собирается взять их с собой за море?

Скъегги рассмеялся, но головы не поднял. Он по-прежнему смотрел только в огонь, а огонь плясал в очаге, тусклый, темный, такой, какого не разведешь на сосновых поленьях. Такой, какого вообще не может быть в этом мире.

— Нет, что ты! — сказал Скъегги огню. — Будь за Арзрана лесные, он уже сейчас был бы непобедим. Но ни лесных, ни этих воинов он не возьмет за море. Они здешние, из скогарской земли и скогарского горя. Здесь они и останутся.

— Вернутся в землю, когда мы уйдем?

— Арзран оставит Туммахойнена и его воинство в Скогаре. Туммахойнен обяжет всех здешних почитать Арзрана как божество. Так они объединят Старый и Новый народы Скогара. Арзран будет для них новым божеством, а Туммахоймен станет королем и жрецом.

— Туммахойнен — будущий владыка Скогара? Он же туп как деревянная чурка!

— Ха! А ты — умнее? Слушай внимательно. Твоя жертва дала Арзрану страшную силу. И что он сделал? Приобрел плоть, а еще создал помощника.

— Тысячи помощников.

— Нет. Одного. Но такого, кто положит к его ногам весь Скогар. Как у нас колдуют? Собирают силу в какой-нибудь предмет, и предмет этот оживает, становится божком на час. Сотворенным божком, то есть. Он помогает, пока сила не закончится. Так вот тварь Растуса сама тянет силу из леса. А через нее питаются силой и остальные нелюди.

— Погоди. То есть все эти воины — они подпитываются силой, и питает их не Арзран, а Туммахойнен?

— Ну да. Или ты думаешь, Арзран создал живых людей? Нет, в его тварей нужно вливать и вливать силу, без этого им конец. Убей Туммахойнена.

Растус проснулся у себя в постели, и очень этому удивился, таким реальным казался сон. Если и колдун против Арзрана — тогда есть надежда. Однако как это узнать? Где найти подтверждение?

Еще пару дней ничего не происходило, а потом Арзран вызвал Растуса к себе.

Перед входом в его жилище Растус неожиданно для себя испугался: сердце зашлось, и подкосились ноги. Он усмехнулся: впору подгонять самого себя хворостиной.

У входа в зал стоял Туммахойнен. Он смотрел на Растуса и что-то старательно жевал с безразличным видом. На лице двигались только тяжелые челюсти, в остальном оно застыло, даже глаза казались стеклянными. Больше всего это порождение Арзрана напоминало огромную статую, вырезанную из дерева не очень умелым скульптором и обряженную в куртку и штаны черным мехом наружу. Вот эта вот неумелость и раздражала Растуса: хотелось подправить, взяв в руки резец. В крайнем случае — топор.

Арзран ждал посередине залы, у первого очага. В том облике, какой выбрал в ночь Растусова предательства, когда крупное человеческое жертвоприношение дало ему силы закрепиться как существу во плоти.