Дети Солнца (СИ)

— Чувство юмора будете тренировать на нексуме, — гневался Ларций. — И я совсем не то, про что вы изволили высказаться, и вы никакой не тестовый материал. Пока вы для Флавия сплошное беспокойство, будете удовольствием. Для меня вы печь. Потом поймете. Я подбираю лекарство, так что некоторое время вас полихорадит. И нечего шипеть, я вам не враг. Уверяю вас, жизнь у вас впереди долгая и приятная.

— Куда… Лезеш-ш-шь?

— Успокойтесь, сейчас-то что рваться? — Флавий услышал отчетливый хрип, потом странное сопение, словно кто-то глотал воздух. И снова голос Ларция: — Ого! А вот это комплимент, подлинный. — Послышался стон, непозволительно сладкий, длинный, бесстыдный. — Не мучайтесь. Если хотите, я помогу.

— П-переживу… Как-нибудь.

— Ну, как хотите. Учтите только, что антидота нет. У меня богатый выбор: вытащить вас на люди, чтоб полюбовались, оставить вас самоудовлетворяться или вызвать вашего нексума. Я не Флавий, я не насилую. Молчите? Вызову-ка я на этот раз Флавия. Доставлю удовольствие и ему и вам.

Флавий едва успел отойти от двери, как Ларций раскрыл ее и встал на пороге. Он насмешливо кивнул:

— О, а вот и вы! Идите сюда, вы нам нужны.

Флавий вошел, осмотрелся. Уирка свернулась на койке, подтянув колени к животу и уткнувшись лицом в стену. Светлая домашняя рубашка слишком туго натянулась на плечах — похоже, пошире ей не нашли. Короткий рукав задрался на темном мускулистом плече. Да, вымахала за год… Ну ничего от прежней Уирки не осталось. Чужая девка. Впрочем, она ведь и был чужой — всегда. Тощая вот только, это да, это как было. Жилы нарастила, а мяса нет.

Нутро комнаты выглядело странно, и Флавий не мог понять, в чем эта странность проявляется. Вроде ничего не изменилось с тех пор, как он заглядывал сюда в компании смешливого доктора. И всё же чувствовалось что-то, напоминавшее сразу о борделе и о тюрьме. Какой-то запах? И что-то трепетало в воздухе, как будто по комнате носились невидимые птицы — искали выхода. У Флавия захватило дух — вот сейчас заденут крылом. Он отступил к двери. Как некстати, однако, разыгралось воображение!

Ларция тоже трудно было узнать: весь какой-то взъерошенный, словно дрался или плакал. Лицо покраснело, веки и губы припухли. Ларций мотнул растрепанной головой, указывая на неподвижное тело у стены:

— Она притворяется. Только что разговаривала, весьма нагло, надо сказать. Я ее разогрел ради эксперимента: нужно подобрать наркотик. Слегка перестарался. В общем, расслабь ее, и пусть отдыхает.

«Ясное дело — притворяется, — подумал Флавий. — Если бы это твои лекарства ее придавили, я тоже не стоял бы на ногах». Чем же они тут с Ларцием занимались, если Уирка не хочет даже посмотреть на нексума? Флавий присел на койку, опустил руку на вздрогнувший бок — и поразился тому, какой он горячий.

— Времени у вас не много, — сказал Ларций. — Не задерживайтесь к обеду. Отдохните, переоденьтесь — и приходите.

— К обеду? — удивился Флавий. Но Ларций уже вышел из комнаты.

— Вставай, — сказал Флавий неподвижному телу. — Не так уж тебе и плохо.

Уирка перекатилась на спину. Попыталась сесть — и грохнулась спиной на заскрипевшую койку. Но рассмеялась щедро. Флавий только не понял, что ее рассмешило: собственное состояние или его, Флавия, злость. Выглядела Уирка диковато: похотливо прищуренные глаза и ухмылка до ушей на темно-бордовой, влажной от пота роже. Отсмеявшись, она уставилась на Флавия снизу вверх:

— Не можешь не предавать, да? Скажи, зачем я этому извращенцу?

— Он не извращенец. Врач.

— Ах, вот оно что! Какие интересные у него способы л-лечить!

Она снова прыснула, и ее заколотило на койке. Флавий по-настоящему испугался.

— Ты на взводе. Боги, Уирка, да ты не в себе. Чем он тебя разогрел? Зельем? Руками?

— Языком. — Уирка отследила реакцию и снова взорвалась хохотом. — Угостил какой-то дрянью и болтал чепуху. Но дрянь у него забористая, ничего не скажешь! И сам он… Его, гада, ничем не проймешь. Вежливый, сволочь. Будет увечить и извиняться. А то и взгрустнет о моей печальной участи.

«Ох, вряд ли были только разговоры», — подумал Флавий.

— А чем это твоя участь так печальна? — начал он — и осекся. Что-то заставляло его смущаться, он словно боялся не угодить. Неплохо бы хлебнуть того же, что покровитель влил в Уирку, чтобы у обоих крышу снесло одинаково. Флавий не смог бы сходу назвать наркотик с таким чудным действием. Удобно. Для любителей особых развлечений в борделях. Но не то, что нужно ему.

Кор нексум хорош (или плох) тем, что действие любого наркотического или опьяняющего вещества так или иначе распространяется на обоих, даже если принимал его один. В том смысле, что физически-то опьянен один, и как второй чувствует опьянение, так и первый чувствует трезвость второго. Можно поддерживать друг друга в относительной трезвости, можно утягивать друг друга в наркотический дурман. Идти сейчас за Уиркой было опасно.