Детонация

– Нету у меня никакого пожару, духи это ваших, Веснянковских, им космос нонешний беспокойный, – и добавила страшно, погромче: – А ты, Динка, домой беги, стирка у тебя убежала, газ залило. Смотри, как бы детки не надышались.

Снаружи взвизгнуло и зашумело, кто-то бросился бежать. Голоса загудели пониманием и приязнью.

– И то дело, – кивнула себе Магдалена. – И ты, Микита-слесарь, завтра зайди, скажу, как зуб подлечить. Чего раньше не пришёл, паразит? Зачем довёл до края? Тьфу, бестолочи! – плюнула так, чтоб за дверью точно было слышно. – По домам воротайтесь. Ночь уж. Не до вас мне.

– А как она… – спросил шёпотом тонкий юный голосок.

– А вот так она! – прицыкнул поспешливо на него другой, старый. – А ну дуй отседова, пока спрашивалку не задавили.

На лестнице зашуршали и схлынули шаги, Магдалена выглянула из-за двери осторожно, да и потянулась к косынке – накинуть на плечи.

– Вот они-то тебе зачем? – Ксандер с грустью смотрел на рыжую вертихвостку. – К чему ты это с ними? Ты ж не добрая. Кто угодно, только не ты. – Призрачный граф болезненно нахмурился и отвернулся.

– Не добрая, – сказала зеркалу Магдалена и повела красиво плечами. Улыбнулась предвкушающе и коварно: держись, Вельник! – Но и что теперь? Они меня от этого любят – это раз. Собой платят – это два. Какой дурак от дармовщины уворачиваться станет? И я не подумаю, – пожала кокетливо плечом. – На поклон идут, пользу тащут, во всей округе славят. А я до этого, сам знаешь, люблю я это.

– Любишь, – совсем удручённо согласился дух. – Ведь хорошая же ты баба. Можешь же быть. Зачем тогда?

– А и не хорошая я! – вдруг взвилась Магдалена. – И не добренькая вовсе. Кто ко мне за помощью пришёл, тот потом всю жизнь меня кормит, – повернулась перед зеркалом, довольно провела руками по бёдрам. – Только они этого не знают. И чем им помогаю, тоже никогда не узнают. Только я то

знаю.

– Зачем? – уже бессильно прошептал дух, всё заметнее истончаясь. – Зачем, Магда? Живые ж люди.

– А как, Ксандер? – с жаром выдохнула, к нему резко наклонившись. – Ты ж видел, с чем идут. Ты ж знаешь, чего просят. За черные мысли чёрным и отдаётся. А от грязи что, кроме грязи, и получится? Что получится, Ксандер? Что ж они всё, кому тёлку загубить соседскую, кому мужика чужого прибрать, кому вон девочку в семью заполучить покраше, поприданнестей. И только раз пришла старая Аннушка-мать, мира просила. Она мира этой земле просила, Ксандер! Одна, за почти двести лет!

Призрак тонко истаял. Магдалена рывком обернулась, вскрикнула:

– Ксандер! Да не ругалась же я! Ксандер! – задвигала судорожно руками, призывая незримое. – Тебе только от злости же моей плохо. Миленький! Не исчезай! – плюхнулась обессиленно на пол. – Как же это? Как теперь одна-то?

Остановилась. Нахмурилась недобро.

– Такой вечер испортил! – и добавила убеждённо: – Хвост ты козий, вот ты кто!

– А даже если и хвост, – низко зашелестела темнота у ведьмы над ухом, обдала вязким холодом. – Если сделаю то, о чём просишь? – Магдалена, даже не вздрогнув, почти невидимо улыбнулась и легла теперь расслабленно на пол. – Перестанешь всё это? Прекратить сможешь?

Женщина на полу долго молчала. Волосы её широко лежали вокруг головы волнистыми тёмными прядями, чуть светились в тусклом свете только-только поднявшейся Луны. Распахнула вдруг ярко глаза, уверенно глядя в пространство.

– Нет, Ксандер. Не сможем. – И только дрогнувшая ладонь выдавала волнение. – Даже вместе не сможем, – поморщилась словно от боли и добавила сорванным шёпотом: – Оно сильнее меня. Это навсегда. Прости.

Ксандер появился чуть заметным мазком, склонил голову печально и исчез в пустоте, вдруг заполнившей дом.

Рыжая женщина ещё долго лежала не двигаясь. Ждала чего-то. Может, огня небесного. А может, тёмного вестника, что явится непременно когда-то забрать то, что она ему задолжала. А может, так пугающего её каждый раз Серафима. Или, может быть, своего личного, приставленного назидать, омрачать и мучить её духа, что ему никогда не давалось.

Только в этот раз не явился никто. Не озаботился. Не спохватился. Одиночество нахлынуло, задавило, отозвалось горьким, влажным порывом. Магдалена вдруг поднялась, спешно стряхивая ненужную совсем тоску. Одёрнула тонкое платье и накинула косынку на плечи, глубоко дыша и шумно ни о чём размышляя. Молоденькая совсем, она сбежала по лестнице вниз и шагнула в уличную прохладу.

Танко Вельника ждала очень жаркая ночь.

* * *

– Я как-то очень не понял, что это сейчас было, Рэй? – В глазах Грэма полыхал ультиматум. Причём вовсе не тот, что просто обещает убийство с расчленением, а тот, который убедительно рапортует, что однозначно и окончательно отстрелил противнику всё, что должен был, и уже сровнял дзот с землёй. Лэррингтон плотно упёрся кулаками в стол точно напротив верховного главнокомандующего Союза, нарушая все мыслимые и немыслимые границы допустимого. – Руки на стол положи, – ласковым, только чуть заметно вибрирующим шёпотом выдохнул генерал и добавил, стремительно темнея лицом: – Это тебе не поможет.

– Ошибаешься…